И с тополями я не разговариваю в экстазе старческого слабоумия — «Тише, он что-то говорит».
Олег уже наметил берег для стоянки, открытый склон пологого холма.
Вытаскиваем лодку на песок.
Пока я собираю хворост, развожу костёр и ставлю чайник, брат ощипал казарку, подаренную нам знакомым «браконьером», и говорит:
— Смотри…
Так торопился этот гусь, что намахал под крыльями мозоли, так спешил он к живительной талой воде.
Притяжение Севера… Книга белых ночей и пустых горизонтов, перелёты души на потоках обратного времени.
Написана по просьбе Дмитрия Сергеевича Лихачёва.
В молчании лесов Олег и я плывём по Сояне.
*
В уютных впадинах нас поджидают ноющие кровососы. Там не заснёшь. В июне для ночлега мы выбираем голый берег, с ветерком.
Вдали шумит порог и монотонный звук витает над лесами.
Ууу-у, ууу-у…
Вокруг — светло и как-то сиротливо, но никуда не денешься от света.
Еще я не забыл кошмарной комариной мглы и наслаждаюсь неуютностью.
Ууу-у, ууу-у…
Унылый монотонный звук напоминает мне о миллионах лет без моего присутствия, но если в этой зябкой оболочке, в пространстве моего сознания я вспоминаю их… И дальше — не хватает мысли для утешения.
Это белая ночь окружила меня пустотой неуютного света, но я уже услышал голоса Олега и Марухина.
Они несут вино и белый хлеб с хрустящей коркой, только из пекарни.
Большие города не знают вкуса хлеба из опары, поставленной в пекарне с вечера. Ну вот, опять я обманул себя — в пустыне белой ночи на реке Поньгоме.
*
— Можно войти? — спросил вечерний гость с лицом для галереи римского сената.
— Есть только что поджаренная камбала, вчерашний свежий хлеб.
— Не откажусь, а нам не подвезли. Сидим без сигарет, без чая. Комары изводят.
— Поможем! — весело сказал Олег.
— Вы рыболов?
— Мы строим дом для рыболовов, определили вас по дыму.
Всё аккуратно съел, вышел с миской, спустился к реке, протёр травой, помыл, ополоснул, вернулся.
— Можно, я заварю покрепче?
— Как хотите.
Накрыл чифирь листком бумаги, закурил.
— Совсем как в той стране.
Отпил из кружки…
— А что? Там было тихо. Пенсионеры вечером играли в домино. В столовых — бочковое пиво с полоской соли на краю стеклянной кружки.
Чифирь уже проник в его воспоминания.
— Было много пуговиц, расчёсок, мундштуков из янтаря. Теперь они в цене.
— Чернослива,— прибавил Марухин.
— Да, чернослива.
На шестом этаже было слышно, как внизу стрекотали кузнечики.
Гость долил кипятка и добавил заварки.
— Утюг — два килограмма, мясорубка кило восемьсот. Пели очень душевные песни.
