— Это три, — возразил я. — Нас трое, так и полетим.
— Так не делается, — сказал Обухов жалобно.
— Значит, сдохнем вместе с дублерами и остальным населением планеты, — весело сказал я. — Так предлагаете?
Олег встал, подошел к двери, открыл ее и выжидательно посмотрел на нас.
— Ты чего? — спросил Обухов.
Я тоже встал, одновременно с Инной, и объяснил:
— Времени мало, айда готовиться. Пошли уже, а?
— Поехали, — поправил Олег.
Пионерский слет
Последняя курица жмурится
Комета была гигантской — больше всего, что я мог себе представить, — и падала прямо на нас быстрее пули, в сто раз быстрее. Или это мы стремительно валились в нее, клокочущую и гигантскую, как бушующий Тихий океан. Только падать так быстро невозможно. У падающего с такой скоростью человека глаза и мозг в первый же миг лопнули бы от удара о затылочную кость, как со всей дури влетевшее в стенку яйцо, а каждая клетка размазалась бы, наверное, передней стенкой о заднюю.
Так страшно мне еще не было.
Никому так страшно еще не было. И не будет, если мы справимся.
Поэтому я то ли прошептал, то ли провизжал:
— Ждем!
«Космонавт не должен реагировать быстро, — говорил Главный. — Он должен уметь принимать мгновенные решения в пределах своих знаний и умений и выполнять их оптимальным способом. Но космос — не естественная среда для человека, к космосу не приспособлены наш организм, наше мышление и наши рефлексы. Поэтому первое решение здесь не может быть верным. Верное решение должно высчитываться»
Поэтому я командир.
Я сперва не поверил, ржать начал. Потом мне стало ужасно приятно. А потом просто ужасно. Блин, я главный, решать все мне — значит, и ответственность на мне.
Я привык, что за меня кто-то отвечает — Фая, бабушка, учителя, завучи, милиционер на перекрестке. «Отвечать будешь, ты за это ответишь» — это вообще прямая угроза.
А теперь, получается, что за меня уже никто не отвечает — ну, с момента старта. Это я за себя отвечаю. И еще за корабль, за Олега и Инну, а заодно за Обухова и Главного, за всю советскую космонавтику, СССР и человечество.
Всю жизнь мечтал, блин.
А что делать, если других вариантов нет?
И еще было неудобно перед Олегом и Инной. Какой я им командир? Я им товарищ и, надеюсь, друг. Они, правда, больше меня обрадовались — а Олег беззвучно продекламировал любимое: «Хорошо, что наш Гагарин не еврей и не татарин».
Первый татарин в космосе — и сразу командир и вообще спаситель. За меня весь народ, сказал майор Пронин, а за меня вся техника, сказал агент Ноль-Ноль-Семь и дернул ручку унитаза. Долго в канализации раздавалось пение «Интернационала».
