— Мне повторить? — двусмысленно осведомился капитан. На сей раз пленный заговорил и, опередив албанца, истерически выкрикнул что-то длинное.
— Он не знает, как связаться с их командиром, — с сильным акцентом заговорил переводчик. — Они встречались на корзо в определённые дни и там обсуждали свои планы.
При упоминании о корзо — пожалуй, единственном, что оставалось у местного населения от прошлой мирной жизни — шокированный методами капитана Стюарт почувствовал себя идиотом. Из всех возможных способов выйти на командира паравоенного формирования это был самый простой и быстрый, и как назло о нём не вспомнил никто. Правда, для этого всё равно пришлось бы обращаться за помощью к местным полицейским, но сейчас это казалось намного более приемлемым вариантом, нежели содействие явно сумасшедшего капитана. Особенно Стюарт досадовал на Фоксли: его солдаты, как и он сам, чаще других бывали в Урошеваце, охраняя тех сербов, кто не уехал подальше от войны и её последствий. Кое-кто даже оставался ночевать в их квартирах — разумеется, с ведома начальства. В голове тут же начал складываться план.
— А как звать командира? — продолжал тем временем Миллер.
— Он не знает, — проговорил уже приходящий в себя переводчик. — Они все называли его Курцем. Но он не уверен, что это его настоящее имя.
— Курцем? — нахмурился капитан. — Это что-то немецкое… Первый раз слышу, чтобы у сербов были немецкие имена.
Стюарт быстро шагнул к Миллеру, наклонился к нему и тихо проговорил:
— Сэр, мне нужно поговорить с капитаном Расселом. Это срочно. Но я ещё приду. Мне нужен этот парень.
Миллер дёрнул плечом, словно говоря: «Как скажешь» или «Дело твоё», и коротко приказал:
— Уведите их. Раненому пусть окажут помощь. Ну а его, — он задумчиво взглянул на мёртвого, — отправьте домой. У нас пока маловато места…
Офицер понятливо кивнул. На языке капитана выражение «отправить домой» означало подбросить труп туда, где человек был арестован.
Кабинет быстро опустел, так что уже через несколько минут о случившемся напоминали лишь несколько малозаметных пятен крови на полу. Стюарту казалось, будто их увидит каждый, кто зайдёт к капитану, но, похоже, Миллера это нисколько не волновало.
— Простите, сэр, — уже на пороге обратился к нему Стюарт, — можно задать вопрос?
— Да, сержант.
— Вас все Канзасцем называют. Вы, наверно, в Седьмом корпусе служили?
Миллер неожиданно мечтательно улыбнулся.
— Нет. Нас придали ему во время «Бури в пустыне». Мой отряд был в Хафджи, когда Саддам полез в Аравию и захватил этот город. И мы там продержались три дня, пока его не освободили. Оттуда и память у меня осталась, — капитан поднял левую руку, и Стюарт увидел, что на ней не было двух пальцев — указательного и большого. — Если бы не это, я бы там ещё повоевал. А так… Когда Седьмой расформировали, меня и прозвали так, как их. На память, так сказать. Хорошие были эти парни…
