Услышав последний вопрос, Флоренс, лежавшая до этого на спине, повернулась на бок и, подперев голову рукой, внимательно посмотрела на Стюарта.
— Я не могла уехать с ними, — после небольшой паузы, будто соображая, всерьёз ли он это говорит или нет, произнесла она. — Билл предлагал мне, это правда. Но я не могла. Ты разве не понимаешь, почему?
— Ты так верила в то, что я тебя жду?
— Я не верила в это, — Флоренс протянула руку и бережно убрала с его лба несколько волосинок. — Я это знала. И поэтому я не могла уехать с ними.
«Интересно, что же ещё ты обо мне знаешь…» — мелькнул в голове у Стюарта очередной вопрос, который он сейчас ни за что бы не задал находившейся рядом с ним женщине. Вместо этого он также повернулся на бок и впервые за долгое время попытался встретиться с Флоренс глазами. Выдержать её взгляд удалось.
— Ты оказалась права насчёт Вудстока.
— Ты тоже это понял?
— Ну я же не совсем дурак-то…
— А мне хотелось бы ошибаться, — неожиданно произнесла она. — Иногда хочется жить только ради того, чтобы ошибиться в том, что ты знаешь и предполагаешь. Только в этом случае ещё можно не потерять веру. Но Вудстока и вправду больше не будет. Да и не было его после шестьдесят девятого года, были лишь вывески с таким же названием. А мы носили их в своём сердце.
Стюарт слушал её и хотя мысленно соглашался со сказанным, всё равно какой-то частью разума, которая ещё сохраняла способность думать, считал, что Флоренс под словами «мы» подразумевает себя и кого-то другого, но не его. Он никогда не задумывался над тем, что значило слово «Вудсток» для него самого в отрыве от того значения, какое оно имело для остального мира, кроме как обозначение места, где он родился — необычного, в чём-то экзотического, но не более чем. Возможно, оно служило знаком, что его жизнь должна была сложиться как-то по-другому, но он не представлял себе её иной и не видел, чтобы она чем-то принципиально отличалась от жизни той же Флоренс, попавшей в большой город. Видимо, в осознании этой не высказанной вслух трагедии они и расходились.
— Мне непонятно только другое, — продолжала она. — Почему именно Вудсток пытались возродить? Почему не Монтерей, не Техас? Всё опять упирается в коммерцию?
«Потому что мы родились на Вудстоке», — хотел было пошутить Стюарт, но тут же понял, как это было бы неудачно, и промолчал. Вообще ему сейчас лучше всего было молчать, и он это понимал даже не разумом, а интуицией: разговор, кажущийся с виду ни о чём, на самом деле помогал не думать о содеянном.
