— Да выбросьте вы эту могильную память из головы, — несколько раздражённо произнёс он, отпивая фреш. — Не надо было вас водить на это поле, хватило бы и того, что вы пообщались с моим отцом. Разве плохо то, что хоть плиту установили? О фестивале помнят, его отмечают… Надо ли что-то ещё?
— Стюарт, — в первый раз обратилась к нему по имени Флоренс, — не в плите дело, поймите. Всё дело в том, что те люди, что будут выступать на этом Вудстоке, не имеют права на нём выступать. Понимаете? Они могут любить ту музыку так же, как я, и даже сильнее, но они не играют её. И значит, это будет неправильный Вудсток. Его не откроет Ричи Хейвенс, не закроет Джими Хендрикс, дождь не будет литься над Рави Шанкаром, а ребят из «Grateful Dead» не будет бить током. Не будет всего этого. Вот если бы хоть кто-нибудь из тех музыкантов — постаревший, охрипший, поседевший, беззубый от бесконечных «трипов», но именно он — выступил бы там, я бы пешком пошла на ту чёртову авиабазу, потому что это было бы ОНО. Настоящее. А так… я туда еду на работу. И всё. Я еду писать о том, как выступит Кид Рок, как споёт Аланис Мориссетт, как сыграет «Металлика». Понимаете? А те — те умерли. Как эльфы. Даже те из них, кто жив до сих пор.
Стюарт искренне не понимал, какое это всё имеет значение для Флоренс, почему Кид Рок не сможет спеть как Ричи Хейвенс и почему здравствующий Джо Кокер обязательно должен умереть подобно какому-то эльфу, но, видя, как она волновалась и с какой надеждой смотрела на него, предпочёл согласиться. Поверила ли ему Флоренс или нет, он так и не понял, но, поймав в ответ благодарный взгляд, облегчённо вздохнул. Дальнейшая дорога уже не казалась тягостной.
Они ещё немного посидели в кафе, убивая время. Говорить больше ни о чём не хотелось, и Стюарт был даже рад, когда пришло время выезжать.
За городом Флоренс решила поискать музыку на радио. Покрутив ручку настройки и перебрав несколько радиостанций, она остановилась на одной и сделала звук громче, затем откинулась на спинку и закрыла глаза, словно её мгновенно унесло в недоступный прочим мир. Стюарт чуть улыбнулся.
По радио звучала старая незатейливая песенка Скотта Маккензи «Сан-Франциско». Стюарт слушал вдохновенно-мечтательный голос, рассказывавший цветочную сказку о Западном Побережье, и невольно поддавался очарованию тридцатилетней давности. И уже день за окном казался не таким знойным, и ему представлялось, что они едут не в Рим, а в Сан-Франциско, где их цветами встретят нежные улыбчивые люди, до сих пор танцующие обнажёнными на улицах Эшбери… «Да, надо бы не забыть самим цветы нарвать — Скотт же предупреждает об этом», — мелькнула у него мысль, которая заставила рот растянуться до ушей. Стюарт мельком бросил взгляд на Флоренс — не заметила ли она эту глупую улыбку? — но, увидев её закрытые глаза, успокоился и придал своему лицу серьёзность. В конце концов, он был за рулём, и излишняя мечтательность вполне могла привести их не на авиабазу, не говоря уже о Сан-Франциско, а в морг Медицинского Центра города Олбани, штат Нью-Йорк.
