— Give me your «СИ»!
— «СИ»!
— Give me your «КЕЙ»!
— «КЕЙ»!
Каждая буква давалась с нарастающим воодушевлением: слушателей охватывало предчувствие чего-то необычного и острого.
— И что в итоге? — голосом школьного учителя вопросил Джо.
— «Fuck»!
— Что в итоге?
— «Fuck»!!
Каждый раз это слово звучало всё громче и смачней, превращаясь в некий плевок. Никто не знал, кому именно он предназначался — всех охватило щекочущее чувство сопричастности чему-то запретному, которое вдруг стало возможным высказать открыто.
Поинтересовавшись ещё несколько раз тем, что же получилось в итоге, Джо перевёл дыхание — и…
Эй, вы, ребята, цвет страны,
Вы Дяде Сэму вновь нужны:
Влип он, как муха жадная, в мёд,
И во Вьетнам дорога ведёт.
В руки — оружье, книжки — долой:
Повеселимся толпой!
Стоявшие у сцены подхватили припев. Песня, отчаянная и бескомпромиссная, на глазах набирала силу, росла и крепла, словно молодое деревце, становясь центром, притягивавшим к себе бесцельно бродивших по полю слушателей. Толпа росла, друзьям приходилось пробираться всё медленней и медленней. Флоренс крепко прижимала к себе ребёнка, Чарли со Стюартом — тарелки.
Отзвучал второй куплет, затем — третий… Припев пели уже всем хором. И вдруг Кантри Джо, не сбиваясь с ритма песни и почти не переводя дыхания, заговорил:
— Эй, вы, там! Я не знаю, как можно остановить эту грёбаную войну, кроме как не петь ещё громче, чем сейчас. Вас там, на поле, больше трёхсот тысяч, так пойте же, ублюдки!
И припев («One, two, three, four, what's we fighting for?») был подхвачен с новыми силами. На последнем же куплете, когда Джо язвительно обращался к родителям, предлагая им первыми снарядить своего сына во Вьетнам и первыми получить его обратно в цинковом ящике, сидящие начали вставать с места и подпевать. Люди стояли так плотно, что Стюарту и остальным приходилось уже продираться сквозь них, раздвигая слушателей плечами и стараясь не уронить тарелки.
Наконец они добрались до своего места — под настоящий песенный грохот (иначе это назвать было нельзя). Тысячеголосое поле пело так, что Кантри Джо не было слышно даже в микрофон. Стюарт морщился, словно от боли, а Флоренс, быстро передав малыша Ким (Льюис восторженно подпевал вместе со всеми), поспешила зажать уши. К счастью, это продолжалось недолго: песня закончилась, поле грянуло аплодисментами, Кантри Джо помахал на прощанье рукой, и ребята смогли перевести дух.
— Молодец чувак! — выкрикнул в ухо Стюарту Льюис, находясь ещё под впечатлением от песни. — Как он их всех, а? Вот так их и надо! О, а что это у вас?
