Моряки никогда не узнают об этом. Но я-то знал!
Кимон не соврал. Он врал куда меньше, чем мнилось нам, детворе. Чудовище моих ночных кошмаров, убийца Пирена – Химера действительно прилетала из Ликии. Из страны, что станет мне домом на ближайшие три года. Новое испытание судьбы: год за годом тебе, Беллерофонт, предстоит жить бок о бок со своим ужасом.
С ужасом, который ты опрометчиво пообещал убить.
Я закрыл глаза. День сменился ночью, меня объяла тьма. В этой темноте умерли краски и звуки, здесь звучал только голос Циклопа, тот, который я слышал на палубе каждую ночь, беседуя с мертвым абантом.
«Радуйся, Беллерофонт! – говорил он. – Ты начинаешь мыслить, как мужчина.»
Не скажу, что я рад Циклопу. За время пути я устал от него.
«Почему ты меня возненавидел? – спрашиваю я абанта. – Я не сделал тебе ничего дурного.»
«Ничего, – смеется он. – Ты всего лишь убил меня.»
В смехе Циклопа нет злобы. Нет обиды. После смерти он изменился, сделался дружелюбным, открытым, разговорчивым. Мы беседуем каждую ночь, устроившись на палубе «Звезды Иштар», под мачтой. В трюме тихонько ржет Агрий: чует меня. Вокруг, от борта до борта, вповалку спят моряки. Бодрствуют те, кому выпала ночная вахта. Если мы идем на веслах, бодрствует половина гребцов. Иногда, если погода сулит неприятности, бодрствует капитан.
Все они отоспятся днем.
«Так почему же ты меня возненавидел?» – повторяю я.
Если хочешь добиться ответа, надо быть настойчивым. С мертвыми всегда так. Впрочем, с живыми тоже.
«Это же очевидно! – абант удивлен. – Твое появление оскорбило меня. Ты был не человек. Ты был плевок мне в лицо.»
«Я? Плевок?!»
«Разумеется. Это меня нанял Анаксагор, чтобы убить Персея. Знаешь ли ты, что это такое: когда тебе предлагают убить героя? Великого героя? Это подарок судьбы. Это твое имя, горящее в веках. Это честь, какую и представить нельзя.»
Он мечтательно жмурится:
«Это слава. Рухнут горы, высохнут моря, а люди будут говорить: «О, Циклоп! Это тот, кто убил самого Персея!» Даже если бы я пал от руки героя, люди все равно говорили бы: «О, Циклоп! Это тот, кто не побоялся восстать на самого Персея…» Вспомнят Персея, вспомнят и меня. Теперь понимаешь?»
Я молчу. Не уверен, что мне бы понравилась такая слава.
«И вот я прихожу в Аргос, – продолжает абант. – И что же? Я узнаю́, что мне не доверяют. Что мне в подмогу шлют какого-то прощелыгу! Молокососа! Метателя-Убийцу, который только и сделал, что перебил своих братьев! Это ли не позор? Это ли не оскорбление?!»
