Тлана испытывает очень сильное отвращение к некоторым вещам, — сказал Эймс. — Но она не чувство–вала ничего такого по отношению к топору. Мне понадобилось два дня, чтобы построить иглу. Но одним топором я никогда бы этого не смог сделать. Мне пришлось соорудить несколько первобытных рычажных устройств, используя камни и бревна. Но топор оказался огромным подспорьем. Около двух третей ледяных блоков удалось смонтировать из отдельных фрагментов. Единственная проблема — как перенести их и установить на место.
— И вы говорите, что потеряли топор? — спросил Дорман. — Как это случилось?
— Мы оставили его снаружи иглу, а наутро он исчез. Я почти уверен, что его… забрали обратно. Вряд ли он исчез сам по себе. Но нельзя быть ни в чем уверенным в такой пустоши, как эта. Расщелина во льду могла открыться и закрыться ночью, топор мог провалиться туда. Не было следов на снегу, если это имеет какое–то значение. Я сомневаюсь в этом, потому что снег, пусть и понемногу, но почти каждую ночь выпадает, и следы могли быстро исчезнуть.
Тлана, казалось, прилагала усилия, чтобы справиться со своим волнением, потому что она медленно высвободилась из нежных объятий Эймса и выпрямилась, развернувшись; глаза ее вспыхнули.
— Зверь, которого мы видели — возник из–под земли,
— сказала она. — Мой брат рассказав бы об этом больше, потому что он верит в древние легенды. Я тоже верю, хотя я ходила в колледж в Мехико, и меня вы могли бы назвать образованной молодой леди. Я даже прослушала курс археологии, хотя я не специализировалась по этому предмету. Профессора там очень эрудированные — некоторые из них, по крайней мере. — Она пожала плечами. — Когда я вернулась на землю своего отца, все это, казалось, ушло от меня. Я снова стала простой девушкой, принадлежащей родной земле. Я горжусь этим. Я никогда не стыдилась того, кто я есть — или была.
— Тлана дочь чрезвычайно богатого землевладельца, — сказал Эймс. — В команде, с которой я работал, часто говорили в шутку, что ему принадлежит по меньшей мере десятая часть всей Мексики. Преувеличение, конечно. Но я не думаю, что Тлана когда–либо думала о себе, как о дочери землевладельца. И я уважаю ее и восхищаюсь ее умением всегда оставаться собой.
— Мой отец когда–то был батраком, — сказала Тлана.
— Я никогда об этом не забываю и никогда не хотела забывать. А также не забываю своего брата. Он смотрит в прошлое, где слава нашего наследия сияет, словно огромная звезда, горящая в глубинах ночного неба.
