Мне не ответили. Я решила считать это разрешением и с интересом уставилась на сидевшего в снегу волка. Белого, большого… прехорошенького. Вывалив розовый язык, он тяжело дышал.
— Второй оборот засчитан, — торжественно сообщила я. — Можно я уже слезу?
Волк рыкнул и мотнул головой, разрешая мне спуститься.
Хельму не мог полностью контролировать волка, в противном случае едва ли позволил бы ему нетерпеливо пританцовывать вокруг дерева, пока я сползала вниз по шершавой холодной коре.
Когда я превратилась, внезапно вырастая над ним, волк опасливо отскочил и прижал уши. Но не оскалился.
— Ну в самом деле, это же я.
Уши тут же встали торчком, и он вопросительно фыркнул, склонив голову набок.
Я подозревала, что звук моего голоса в теле тарсы отличался от человеческого, но никогда особо не интересовалась этим вопросом.
А сейчас, когда волк не спешил меня узнавать, задумалась. Ненадолго, правда, потому что стоило мне только опуститься на корточки, как он тут же завилял хвостом и бросился меня обнюхивать, тычась мокрым носом в лицо, шею и меховой ворот пальто.
— Боссу мы об этом не расскажем, — решила я, чмокнув волка в нос.
Пушистик оказался настроен ко мне куда благосклоннее своего ворчливого хозяина.
Веселился волк несколько часов, вспахивая сияющий под солнечным светом снег.
Сначала я пыталась поспевать за ним в человеческом теле — нравилось ощущение жесткого меха под ладонью, когда мне все же удавалось его поймать, — но быстро выдохлась и большую часть времени провела в виде тарсы, вцепившись лапками в холку волка.
Согласился успокоиться он, только когда солнце начало садиться и закат окрасил снег рыжим, а тени деревьев вытянулись в длинные полосы.
Дорогу к одежде он нашел по запаху, а потом еще минут пятнадцать жалобно скулил, пока я его уговаривала. Сошлись на том, что я затащу Хельму в лес в ближайшее же время, чтобы пушистик мог еще немного порезвиться на свободе.
Когда Хельму вернул себе тело, первым, что он сказал, было ехидное:
— Думаю, тебе стоит знать, что в этот раз я все видел.
— Ни о чем не жалею. Пушистик просто прелестен, — невозмутимо отозвалась я. Радостно добавив: — Но это же значит, что вы со зверем приспосабливаетесь друг к другу, так?
— Не знаю, — пожал плечами Хельму, быстро одеваясь. — Это не то, о чем говорят открыто. В нашей стае детей после первого оборота на несколько месяцев забирал к себе шаман и учил быть оборотнем.
Я не могла осуждать оборотней за их скрытность. Высшая нечисть тоже не спешила делиться с человечеством своими секретами. У каждого вида были тайны, которые они не желали открывать.
