В назначенный день я стояла у подъезда Ольгиного дома, не осмеливаясь набрать на домофоне номер ее квартиры. Стоя у двери подъезда, я корила себя за то, что не сделала этого раньше. Мне было жутко неловко и стыдно за свой эгоизм. Я подхватила открывшуюся выходящей из подъезда старушкой дверь. Сегодня ровно полгода как Ольги не стало, но поднимаясь по лестнице, я кожей ощущала ее присутствие. Я зашла на ее территорию. Поднявшись на седьмой этаж, я наткнулась на приоткрытую дверь квартиры, из которой доносился едкий запах горелых блинов. Алла Николаевна ждала моего прихода. Чтобы не показаться невоспитанной, не успев дотянуться рукой до звонка, как из глубины квартиры донеслось гулкое:
– Санечка, заходи.
Как она догадалась, что это я?
– Добрый день, можно? – зайдя в квартиру, спросила я.
– Разувайся и проходи на кухню. Ай, тьфу ты, – видимо обжегшись о горячую сковороду, сказала Алла Николаевна. Скинув кеды и рюкзак, глазея по сторонам, я в прямом смысле слова впала в ступор. Я вошла в свою квартиру, да-да, в свою квартиру в Усть-Каменогорске. Типовой проект планировки Ольгиной квартиры один в один совпадал с планировкой моей квартиры. Ирония Судьбы. Двери во всех трех комнатах были заперты, кроме одной кухонной, откуда на паркет в коридоре ложилась тонкая полоска дневного света. Я на секунду предположила, что комната Ольги могла располагаться там же, где и моя комната, как тут с кухни позвала Алла Николаевна:
– Где ты там потерялась?
– Здравствуйте, – сказала я, показавшись в проеме кухонной двери.
– Здравствуй Санечка. Могу я так называть тебя? – спросила она под звуки шипения сырого блина, разливающегося по раскаленной сковороде.
– Ну, если хотите. Меня так дядя называет, – сказала я.
Высокая, приятная, на редкость стройная для своего возраста женщина в очках прямоугольной оправы в фартуке с крупными цветками ромашек надетом поверх брючного костюма оттенка аспарагуса. Она вернулась домой с занятий немногим раньше меня. Строгая на вид, со мной она держалась мягко, невольно заставляя меня чувствовать смущение. Алла Николаевна неумело обращалась с блинами, она взялась за это дело только потому, что так было положено.
– Давайте я попробую, – предложила я помощь.
– Ты гость, что ты. Хотя, если умеешь, то давай, – сказала она, по-быстрому сняв фартук. Ополоснув руки, я преступила к печению блинов.
– Хм, ловко у тебя получается. Говорят, они там все чувствуют, – подойдя к окну, щемяще сказала она. Особенно, когда их блинами поминают.
