Мы начинаем говорить о курдской проблеме в Турции, где, предположительно, живет по крайней мере четверть народа курдов, и о терактах, устроенных противниками мирного шествия, которые повлекли за собой десятки смертей.
– Сесть за стол переговоров, – говорит Анкара, – значит допустить, что речь идет о политической проблеме, и правительство президента Эрдогана, кажется, не в состоянии это понять.
– Пакистан также разделен надвое, – добавляет Лахор, – одна часть – религиозная, другая – светская.
Я спрашиваю у Лахор, есть ли у нее проблемы в британской столице, учитывая, что она одевается как фундаменталистка.
Она отвечает мне, что в университете не чувствует ни дискриминации, ни расизма, но как только выходит из кампуса, в котором ее окружает молодое прогрессивное поколение коллег и преподавателей, все становится ужасно. В вагонах метро люди обступают ее, и никто не садится рядом с ней.
– Правда? – удивляется Анкара.
– Да, да, – отвечает Лахор. – Они боятся ко мне подойти. Это уже меня не задевает, но, по правде сказать, всему есть предел. Мне часто указывают, что я должна одеваться по-другому. Я думаю, что в этом есть некоторое лицемерие. Если ты позиционируешь свободу самовыражения, выступаешь за разнообразие, то нельзя после этого говорить, что весь мир должен быть, как ты. Я интегрируюсь по-своему. Я не буду превращать их жизнь в ад, поэтому и они пусть не делают то же самое с моей.
– Я называю это «разложить все по полочкам», – добавляет Анкара. – У всех нас есть много предрассудков. Я тоже мусульманка. Ты сказала, что ты – журналистка? Я из принципа настроена радикально против журналистов. Не принимай это на свой собственный счет, но вы, журналисты, делаете грязную работу, рассказывая об «Исламском государстве». Это не исламская организация; хотя об этом твердят все СМИ, это неправда. ИГ не следует ни одному из правил, которое бы имело что-то общее с нашей религией.
Люди, которые к ним присоединяются, – просто продукт навязанного воспитания, такого же вредного, как любая пропаганда. Им просто промыли мозги. Ты внезапно узнаешь, что некая Кэти уехала в Сирию, или что-то в этом духе; да, мы в этом смысле более уязвимы, вот и все.
В жизни каждого есть моменты, когда ты можешь пойти в любом направлении, в каком захочешь – в том, что навязывает тебе общество, или в том, которое навязывает ИГ, или в абсолютно противоположном. Я это наблюдаю с тех пор, как приехала сюда. Есть люди, которые склонны к тому, чтобы позволять таким людям себя убеждать, например из чувства мести обществу, которое их дискриминирует.
