А сама так и трепещет вся, так вот и ликует. А я — то, знаешь, взглянула, вижу — и вправду сирень расцвела, да и говорю: “Матушка, гляди-ка, как хорошо сирень-то расцвела”.
— Ох, — говорит, — Симеон! Какая же ты глупенькая! Ничего не понимаешь!
И взяла меня за руку, крепко ее сжала и говорит: “Через шесть-то лет что в обители расцветет!” А сама так вот вся и трепещет. Тут только я поняла, что она что-то видит, чего нам не видно, и что-то хорошее обители предрекает».
«С тех пор, как Пелагия Ивановна поселилась в обители, она уже никогда и никуда из нее не выходила. Раз я начала упрашивать ее и говорить: “Что бы нам с тобою в Саров-то к батюшке Серафиму сходить, Пелагия Ивановна”.
— Пойдем, — говорит.
Ну, я и обрадовалась; наняла лошадь, собрались и отправились мы с ней, да доехали до нашей монастырской-то гостиницы — за ворота-то она и не едет. “Зачем, — говорит, — я поеду. Чай не с ума сошла. Он (то есть батюшка Серафим) всегда здесь. Не надо, не поеду”. Тем и окончилась саровская наша поездка.
В другой раз вот, помню, понетаевские-то наши соседки всегда очень любили ее да и попробовали ее раз позвать к себе. “Как ты нас обрадуешь-то, — говорили они. — Как тебе хорошо-то будет у нас! В экипаже тройку пришлем за тобой — только поедем”. Она все молчала да отворачивалась, а они-то все, знай, к ней лезут. “Хоть на недельку, на денек приезжай”. “Наплевать вам, чай не вовсе я с ума-то сошла? — отвечала им и ушла.
Так весь свой век и прожила, голубушка моя, у любимой своей печки на полу между тремя дверьми».
Духовный сын Пелагии Ивановны художник М. П. Петров рассказывал: «Подвиги Пелагии Ивановны стали привлекать к ней внимание дивеевских монахинь, и прежнее нерасположение к ней у многих из них сменилось уважением. В келию к ней стали ходить многие из них или для того, чтобы посмотреть на подвижницу, или послушать ее, или получить от нее что-нибудь, потому что мирские люди приносили ей разные приношения, которые она раздавала монахиням. Но были между сестрами и такие, которые упорно продолжали преследовать подвижницу Божию своей ненавистью и всячески осуждали ее и укоряли. Таких особенно любила Пелагия Ивановна и всячески старалась платить им за зло добром. Инокини, привязанные к подвижнице, глубоко веровали в силу ее молитвы, искали у нее наставлений духовных и обретали их в ее кратких, прозорливых речах. Так, одна благочестивая монахиня дивеевская, сильно к ней привязавшаяся, видя ее подвиги, дерзнула просить у Господа, чтобы Он открыл ей, верен ли тот путь, по которому идет эта подвижница Божия, и ведет ли ее ко спасению, потому что часто приходилось ей слышать разноречивые толки других монахинь об этом, и у ней самой сердце иногда колебалось по этому поводу. Господь услышал ее молитву. Она увидела во сне, что Пелагия Ивановна идет по двору монастырскому, и два Ангела ведут ее под руки. Когда, проснувшись, монахиня эта пошла к Пелагии Ивановне рассказать ей свой сон, та предварила ее рассказ строгим запрещением: никому не говорить о том, что она видела во сне».
