Лиза, прислонившись к толстому стволу, смотрела на него. Ее тень сливалась с длинной тенью дерева. Где-то далеко на высокой ноте пропел лодочный мотор. Сергей на слух привычно определил: «Стрела». По макушкам сосен пошелестел легкий, чуть слышный ветерок. И тотчас вниз с тихим шорохом заструились сухие иголки. Одна из них опустилась в пустую кружку из-под молока.
Наверное, Лиза каким-то особым женским чутьем догадалась, что происходит в душе Сергея. Улыбка исчезла с ее полных губ. Молодая женщина бесшумно отделилась от дерева и приблизилась к Сергею. Совсем близко видел он ее глаза с расширившимися в сумерках зрачками, ощущал приятный аромат чистого женского тела. Она даже шевельнула рукой, будто хотела прижать его голову к груди и потрогать волосы.
— Жена ушла?
— Может быть, я от нее ушел.
— Ох, нет, милый! Если бы ты от жены ушел, то не подался бы сюда, к нам на озеро. Миловался бы в городе с другой, а сюда приезжал бы отдохнуть... Не похоже, что ты, Сереженька, человек-то плохой. Я плохих людей за версту чую. Чего ж ушла-то? Ох, зарылись у вас бабы в городе, ежели таких мужиков бросают! А у нас тут все они наперечет. Сивобородые, которым за пятьдесят давно, завидными женихами считаются... Небось удивляешься, почему я в город не подалась? Подружки мои давно по разным городам разбежались... Да и я была. А потом, как муж мой запил, все бросила — и вот сюда, к родной матушке. Сколько раз приезжал муж-то мой, звал назад, да только не поехала я. Не знаю, понимаете вы, мужики, это или нет, но жить с пьяницей — лучше под поезд! Чего только я не натерпелась, мамочка родная! Приехала домой и неделю ревела, все не верилось, что зажила по-человечески. Придет ночью домой, зверь зверем... А потом утром в ногах валяется, прощенья просит. Уехала и думать о нем забыла. И помнила-то, пока синяки на руках не прошли. Дочку без него воспитаю. Пусть и не знает, кто у ней был отец. Люди осуждают меня, а я наказала ему сюда больше не приезжать. Пусть ни мне, ни дочке глаза не мозолит. Если бы приезжал человеком, а то уже с поезда приползает на карачках. Да он и дочери-то не видел — все время глазищи налиты. Раз приехал — стерпела, а в другой раз, как нажрался самогона да опять на меня с кулаками, схватила жердь да так сердечного отходила, что сам на попутной подводе на станцию подался... Больше, слава богу, не заявляется.
— Суровая ты женщина, — сказал Сергей.
— С год, как я тут. И ни в какой город не тянет. Я ведь совхозной птицефермой заведую. Пять тысяч уток на мне, не считая молодняка.
