– Мухтар, скажите, каковы основные пункты программы партии?
– Наша программа состоит из двух разделов: программа-минимум и программа-максимум. Программа-минимум – это заявить о себе всей стране, чтобы люди знали, что есть альтернатива рабскому состоянию стыдливости.
Программа-максимум состоит из многих пунктов, она рассчитана на длительный период времени: среди них проход в Думу, замена гимна России на мелодию, известную в народе под уничижительным названием «Собачий вальс», потребовать от Китая прекратить есть собак и посмертно лишить звания лауреата Нобелевской премии академика Павлова, который безнаказанно проводил собачий геноцид.
– Диоген жил на рынке в бочке, не имел собственности и отвергал всякое участие в каких-либо общественных организациях. А вы хотите пройти в Думу, и телефон у вас вон последней марки, самой дорогой модели, как это…
– Если ты не понимаешь, о чем тебе говорят, придурок, то пошел на… бип-бип-бип, – забипкало в эфире радиостанции.
«Вот на такой лающей ноте закончилось наше интервью с основателем партии ДДС – «Дети Диогена Собаки». По данным Интернета, «Дети Диогена» трендятся, их страница в соцсети набрала миллион с лишним лайков только за прошедшие выходные. Оставайтесь с нами: радио «Подорожник» – для тех, кому не спится за рулем!
Я выключил радио. Мы оба молчали. То ли дорога бежала под машину, то ли машина бежала по дороге, эффект был один и тот же: мы стояли на месте. Мысли отказывались двигаться под тяжестью абсурда, отказывались воспринимать реальное движение, они углубились в тьму обратной стороны сознания и глухо там залегли.
Мои глаза следили за огнями впереди идущей машины, мы уже подъезжали к Москве, движение стало плотнее. Погода под наступающие сумерки испортилась: порывы ветра набрасывались на машину, как океанские волны, а мелкий дождик оседал на лобовом стекле и сливался в большие капли. Я посмотрел на термометр на панели: пять градусов.
– Собачий холод, – нарушил я молчание.
– Скоро так говорить будет неполиткорректно, – заметил отец.
Я с надеждой искал сарказм в его интонации, но не находил.
– Нехорошее у меня чувство обо всем этом. Ох, нехорошее. Пока мы были у деда в деревне, у меня было чувство, что все, что случилось в Москве, просто бред, дурной сон. Мы вернемся в город, и все будет нормально, как раньше. Ан нет! Собачья партия!
– Я думаю, она быстро станет популярной, – подлил масла в огонь отец. – Слушай, у меня физиономия справа болит, осталось там что-то после того как я в лобовое стекло въехал?
