Соб@чий глюк - Павел Гигаури

© П. Гигаури, текст, 2020

© Де'Либри, издание, 2020

Унизительно чувствовать себя инкубатором для гриппозного вируса: поддерживать в своем теле нужную ему температуру, служить питательной средой для его бесконтрольного размножения и безропотно терпеть все эти страдания. Да, мое тело как-то боролось с вирусом, но я в этом участия не принимал. Оно само, там, внутри меня, выпускало какие-то гормоны, протеины, проводило мобилизацию нужных клеток и при этом просило меня не мешать ему бороться, то есть лежать на диване, и никуда не рыпаться, и ничего не предпринимать. Что я и делал, чувствуя себя абсолютно бесполезным и никому ненужным, даже собственному телу.

Мои страдания усиливались еще и тем, что я выгнал свою жену. Она изменила мне с моим лучшим, как еще недавно казалось, другом. Я тупо застукал их в собственной кровати. В первый момент у меня еще была надежда, что они оба, голые, падут к моим ногам и скажут: «Прости нас! Мы любим друг друга и не можем жить друг без друга!» Но на мой вопрос «И на фига вам это надо?» они ответили, что от скуки, так, дескать, вышло, не обращай внимания, мол, дело житейское. Ну а что? Моя жена хорошо трахается, у нее большие сиськи, круглая задница. А у моего друга есть член, вот оно и сошлось.

Я их без истерик выгнал, поел приготовленный женой ужин, удивляясь собственному спокойствию, лег спать, а на следующий день заболел.

И вот я лежу на диване и страдаю изо всех сил, стараюсь не шевелиться, смотрю в плоское пространство перед собой и думаю, что, может, моя болезнь заслоняет от меня всю эту мороку с женой и лучшим другом, а когда я вернусь в себя, они оба уже будут бывшими? Ко мне подошел пес. Мой пес Собакин – кроткое существо необъятных размеров с мохнатой шерстью, свисающей от ушей до лап. Я его взял совсем щенком с московской улицы.

Лабиринты московских улиц хранят множество тайн исторического масштаба и просто мелких житейских секретов своих обитателей. К последним относится происхождение Собакина. Трудно сказать, какая порода, точнее, смешение каких пород породило моего пса, – московские улицы надежно хранят эту тайну. Это оказался настоящий кот в мешке. Я взял Собакина, не предполагая, какого размера пес вырастет из лохматого комочка.

Но щенок рос, рос, рос и на моих все шире открывающихся глазах превратился в большущего лохматого пса неопределенного окраса. Его вольно свисающие пряди пестрили всей палитрой от темно-серого до оранжевого с разными оттенками коричневого, медного и пегого. Пес был огромного размера, особенно для московской квартиры, а главное – он гадил в количестве, вполне сравнимом с человеческим, и я, гуляя с ним по московским улицам, должен был собирать и носить с собой его вонючее собачье дерьмо. В остальном это был замечательный пес: меланхоличный, умный, скрытно-нахальный.