Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история | страница 125



Через некоторое время мне, в обмен на читательский билет, принесли синюю тонкую книжку в твердом переплете, с портретом совершенно незнакомого мне гражданина на обложке. Гражданин Кристабраков ни на одного известного мне писателя не походил, а походил, разве что, на Бильбо Бэггинса, тоже такой же веселый лысеющий толстячок. Название было написано с очень маленьким пробелом и поэтому белые буквы сливались в «Несчастиеума».

Ну-с, посмотрим, угадал я или нет… И чего это я со словоерсами[1] заговорил, пусть и мысленно?

Я открыл первую страницу…

«Каненька (вдруг просыпается, встает с кресла, оглядывается» Светает!.. Ах, как скоро ночь минула! Вчера просилась спать — отказ»[2].

Есть!

Гражданин Кристабраков — здешний аналог Грибоедова, а передо мной — аналог «Горя от ума», который, если я не ошибаюсь, должен отличаться от нашего варианта разве что именами и датами. А весь остальной текст и фабула — совпадут.

Я положил перед собой тетрадь, купленную за 17 копеек, достал карандаш — видели бы вы, как я его точил своим блистающим кинжалом — и принялся составлять для себя памятку, кого здесь как зовут.

Софья — Данла, Молчалин — Сайялин…

Зачем мне это и зачем я вообще ударился в изучение классиков литературы?

Хочу напомнить, что я здесь, вообще-то, для собственной легализации. Для которой мне нужно хотя бы попытаться поступить в Институт. А для этого нужно сдать вступительные экзамены, в которые входят химия, математика и сочинение. И, если химия и математика в этом мире от нашего не отличаются — по крайней мере, не должны — то писать сочинение, не зная, кто тут Пушкин, а кто — Кукушкин, мягко говоря, не получится. А классиков я и в нашем-то мире помню разве что Булгакова, Маяковского и Грибоедова. Первые два отпадают, Булгаков в пятидесятые не был популярен[3], Маяковского я помню больше по его дореволюционным футуристским опытам, которые здесь, наверное, тоже не пройдут — навряд ли тут можно будет упомянуть, кому именно собирался подавать ананасовую воду Владимир Владимирович[4] в стихотворении «Вам!»[5] — остается Грибоедов. Классик, популярный, так что из тем сочинения хоть одна, да будет связана с ним. Если же нет… Ну, остается только писать по принципу «Гайдар 19 века»[6].

Продолжаем изучение известно-неизвестной книги…

* * *

На выходе из библиотеки я завернул в ближайший продуктовый, где купил батон и бутылку молока — чем уменьшил свои капиталы ровно вдвое — и все это на лавочке и захомячил, прямо чувствуя, как молоко впитывается в стенки моего желудка.