Кстати, некоторые читатели спрашивают – почему причастность? Почему такой термин? Это необходимые пространственные условия именно для данной страсти, которые и обеспечат причастность к ней. Олимпиец пятого подвида советует садовнику: хочешь фрукты развозить? (страсть). Ну что же, обвяжи кисти чем-нибудь. У колеса тачки неверные методы. Оно нуждается в смазке и нужны толстые шины, по грязи же возишь.
И такая чувственная жизнь – это совокупность всех причастностей, характерных именно садовнику. Потому-то олимпийцев и называют иногда богами профессий. Но смысл здесь не в профессии, так это выглядит на человеческом слое. Смысл – в чувственной жизни!
Неизреченное познание олимпийца пятого подвида похоже на погружение в задумчивый, но и озорной озадаченный интерес к пространственной чувственной жизни. Это попытки найти «поход» к чувственному метаболизму. Пространственное будущее. Образно это похоже на планирование опыта у химика-лаборанта. Пока не проведение опыта, а лишь будущее, подход. А что если вот это окунуть в активный раствор, какие чувства дадут такие методы? На земле такой образ не вполне очевиден, ведь здесь химия организована как наука, да и чувства напрямую не видны. Но я все же решил его привести. Ведь на самом деле пространственные методы опеки – это, по сути, химические процессы. Просто, скажем, у велосипедной резины они не так заметны и активны, вот и все. Поэтому опыты у этого химика – шире, чем собственно, химические реакции, как они известны на земле. Это и пространственные опыты по взаимодействию методов! В такой широкой трактовке химии тягучесть и прыгучесть резины, например – тоже химический процесс, ведь это тоже метод, инстинкт неживого. Просто он обратим, это не законченная химическая реакция, влияющая на качества опеки.
Ты хочешь быть настоящим садовником? На тачку! На форму садовника! И все это должно верно работать. Мячик? Нет, это причастность к страстям других способов жизни. Внимательный читатель заметит, что такие действия в определенном смысле вполне похожи на снаряжение и инструктаж актера, но для одной роли, «снизу».
Гордыня слоя познания олимпийцев пятого подвида
В начале девятнадцатого века, в Англии, невиданными темпами развивается техническая революция: асуры второго подвида воплощают в жизнь научные истины! Однако их стагнации очень велики и это, по сути, последние массовые деяния асуров в этой стране, на долгое время, которое длится и до сих пор. Поэтому среди новорожденных загодя резко увеличивается доля других существ, в частности олимпийцев. Но богатства промышленников, их возможности, патенты, технологии – растут. Олимпийцы завидуют благам промышленников, а также «благородным джентльменам» и стараются подражать им. Это и порождает культурное течение «дэнди». Олимпийцы отчаянно завидуют хорошей жизни верхушки общества и хотят того же. Естественно, они это могут делать только через свою основу. И олимпийцы наперебой копируют весь веер представлений о причастности верхушки общества: покрой одежды, эмоциональный стиль поведения, элегантности и прочее. Так возникает стиль дэнди. И тьмы в нем было гораздо больше, чем света, ибо исток его рождения – корысть и зависть, а не стремление к познанию чувств. Это культурное течение развивается, потом становится все менее распространенным, в небольшой же степени есть и сейчас. Но здесь следует учесть: культурные тенденции постепенно меняются, а недостаточное количество слов человеческих языков приводит к тому, что зачастую те же слова спустя время уже имеют другие оттенки культурного смысла. Так, в современной культуре светская львица, это почти всегда – апсара, а вовсе не олимпиец.
