Выдержка из интернет-энциклопедии
В 20-х годах XIX века дендизм породил особый литературный жанр – «модный роман» (англ. fashionable novel), где главным героем был «светский лев». Читатель, который в реальной жизни никогда не попал бы в круг аристократов, купив книгу, мог удовлетворить своё любопытство, приобщившись к «избранным».
Для всех темных существ характерна черта: какой бы размах благ, ценностей, возможностей, действий им бы ни показали – они не впечатляться. Потому что он – не их. А темных интересует только собственный слой эмпатии, только он представляется важным. Все же остальное на этом слое бытия, но вне их эмпатии – они стараются опорочить и принизить значимость. Я этому уделю самое пристальное внимание в книге, касающейся отношений между существами. Ведь эти черты на этапе выживания также иногда путают с верным, «достойным» поведением, ошибочно трактуя как непривязанность к благам. Так, корыстному олимпийцу показали значительные чувственные блага, но других чувств, не тех, что касаются его темной эмпатии. Он: «Нуууу даже не знаю… Давайте об этом не будем, а?». А вот когда ситуация касается его слоя темной эмпатии – совсем другое дело. Денди идет, вихляясь. Указывает на завитый локон: видал, как у меня локон закручен? А? А?! Я явлюсь так на вечеринку, поиграю бровью – и все цыпочки будут моими!
Корыстный темный олимпиец обладает чрезвычайно узнаваемыми чертами. В Америке… хотя нет, давайте возьмем и другой пример. Ведь не в географии или политическом строе смысл сокрыт. А в олимпийцах. Петербург. Девятнадцатый век. Вот стоит олимпиец в модном салоне, с бакенбардами, во фраке, одет с иголочки, надушен. И все лучшие чувственные тяги его и о нем. А раскрывается тяга всем множеством причастностей в инстинктах. Поэтому денди имеют характерный снисходительно-напыщенно-самодовольный вид, который как бы говорит окружающим: посмотрите на мою мускулатуру там, где занимаются спортом. И как я чудесно потянулся там, где спят. И как я поправляю прическу на вечеринке. Если же мы играем – то я выше всех кину мяч, чтобы девушки из группы поддержки были в «отпаде» от меня. А вот для вас это все будет работать совсем иначе. И для других его эмпатия обернется жуткими, неестественно-чудовищными инстинктами. Представьте, например, лавочку, имеющую хаотичные неровные грани, подобно скрюченным загребущим когтям, тянущимся к прохожему. Это те чувства? Пока нет. Так, как описано – пока это либо слой ада, либо просто неудобство в опеке. Но этот каркас «одевается» чувствами. Ее делал некто, кто думал о прохожих так: вы обречены в чувствах, неуклюжие увальни! А причастны вы к неудобствам, неудачам, падениям, и вообще, моя сила чувств вас как спелый фрукт раздавит, я сапог – вы стекло, я камень – вы окно! Вот это и будет тем неестественным разрушающим противо-хаосом. Некоторые комиксы в начале двадцатых годов имели подобную энергетику. Автор – темный олимпиец, рисовал чудовищ, а подсознательно придавал им черты своих основ. Но эти чудовища будут выглядеть и действовать именно как чудовища, ибо их инстинкты причастны разрушительным, дисгармоничным чувственным рисункам.
