– Ой не скажите, девочки! – вступает в разговор третья. – По мне, так самые бравые – это индейцы!
Вдруг раздается стук в дверь.
– Войдите!
– Разрешите представиться – заслуженный мастер спорта майор Чингачгук!
Олимпиец в начале темной деградации хочет одного – чтобы тот рисунок жизни, которому он служит, пожрал все остальные. И в своем восприятии олимпиец вовсе не воспринимает эти действия как корыстные. Он потерял свое «Я» в проявленном благе чувственных вожделений. Теперь у него есть очень важная и нужная в его восприятии миссия. Очень благородная миссия: изменить весь неестественный, не так живущий мир, привести его в соответствие своей эмпатии. Но когда олимпиец пойдет по этому пути, начнет действовать – то станет очевидным, что его собственная эмпатия обеспечивает всем веером жизненных благ, разворачивающихся из слоя познания именно его. Что логично, ведь это его жизнь. Светлые существа тоже обеспечивают жизненными благами свою жизнь (правда, и жизнь других тоже). Поэтому суть греховных деяний в другом! Отрекшись от высшего смысла, темное существо пытается весь мир перестроить под свой внешний рисунок благ.
Но и начав совершать эгоистичные разрушающие поступки, и очевидно замечая это – он не распознает тьму как тьму, если не появилось устремление к истинной сути. Его восприятие будет приблизително таким: вот это повезло – оказывается, тот хороший стиль жизни, к которому я стремился – это такой стиль жизни, когда все хорошее – мне. Ну что же, надо просто принять этот дар мира. Бывает! Мне повезло, а другие – никчемны, мир любит меня.
Темный олимпиец первого подвида на этапе экспансии занят тем, что вполне можно назвать чувственным соблазнением. Есть образ темной эмпатии – определенный рисунок благ последнего слоя влияния, который больше всего нравится олимпийцу. И он пытается соблазнять окружающих этими чувствами, чтобы они следовали именно этому рисунку эмпатии, так и происходит экспансия.
В американских мультиках часто встречается ситуация – стоит красотка на сцене и демонстративно подмигивает. Тут же набегает толпа, один ей на скрипке играет, другой предлагает пойти в ресторан, третий – несет блюдо с хорошим запахом, демонстративно нюхая блюдо и причмокивая в восторге. Она – обозначает воздушный поцелуй, и все повторяется. Олимпийцы соблазняют друг друга эмпатией. Демонстрируют чувства – но не для того, чтобы другому было лучше, и уж точно не в высшем смысле лучше, а чтобы он попался «на крючок», зацепить его эмпатией, а дальше брать блага. Поцелуй не дается – он обозначается, обещается. Потом – опять обещается в надежде, что крючок заброшен – приплывет рыбка и даст что необходимо.
