– Где же ты могла его выронить? – в который раз спрашивал меня сосед.
– Понятия не имею, – в сотый раз отвечала я.
Перед тем, как рискнуть и сунуться в лапы полиции, Кельвин проявил недюжинную силу и вернул помятый велосипед в первоначальное состояние. Думаю, сказывалась практика. Я же, как имеющая опыт в запутывании следов и изменении внешности (хоть и сомнительный, но какой был), забрала у подельника шарф и повязала его большим белым бантом на собранном впопыхах высоком хвосте.
В целях конспирации мы передвигались мелкими перебежками, а потом прижимались к стенам домов, чтобы аккуратно выглядывать из–за углов – не идет ли кто подозрительный. Полагаю, что самыми подозрительными в этой ситуации были именно мы. Но туринский самогон несколько повлиял на наши мыслительные способности, и в тот момент такие методы достижения цели казались нам с Кельвином необыкновенно удачными.
Удивительным оказалось то, что наша техника поиска потерянного боа сработала. Мы дошли до набережной, и высунувшись из-за первого к воде дома, на небольшом выступе под мостом Кельвин заметил знакомый розовый цвет.
– Нашел! – громким шепотом сообщил мне сосед, вернувшись к нам с велосипедом из своей небольшой вылазки.
– Где? – обрадовалась я.
– Под мостом! – уверенно ответил Кельвин.
– Странно… – я удивленно чихнула – обоняние медленно, но верно возвращалось. – Мы же не проезжали мост, а ехали дворами. Ты не ошибся?
– Действительно, – почесал он макушку. – Пойдем, проверим.
Мы вышли на набережную и спустились по широким каменным ступеням к опорам моста. С велосипедом в руках это было не так уж и просто. Кельвин ни в какую не соглашался оставить его наверху, опасаясь воров. Нести его в одиночку он тоже не мог, поэтому мы делали это вдвоем – владелец, держась за заднее колесо, а я – за руль.
Когда мы достигли кромки воды, из-под моста громко заиграл аккордеон. Лихая мелодия хорошо подходила к ситуации, приветствуя нас, будто героев, вернувшихся из дальнего завоевательного похода.
– Где перья? – строго спросила я соседа.
– На нем, – уронил Кельвин, и я увидела нового владельца Алишиного боа.
Из-под опор моста, улыбаясь и наигрывая веселую мелодию, на свет вышел один из представителей уличной богемы Бриджа. Давно не знающий расчески, но изредка не чурающийся бритвы, а потому сейчас имевший лёгкую небритость, седой и кудрявый клошар. На голове его была старая кепка, надетая на почти вертикально стоящие волосы, и живописно разделяющая их на две части. На носу болтались заклеенные пластырем очки, одежда давно потеряла цвет, когда-то ярко красный аккордеон облез, и только розовое боа придавало его образу недостающей красочности и шика.
