– Но мальчик хотя бы убедится, что она жива и что она тут, поблизости! – продолжал настаивать я.
– И устроит истерику на все отделение, нарушит режим покоя других пациентов.
– Ему это необходимо, как вы не понимаете! – я начал отчаиваться и злиться.
– Ладно, приводите ребенка. – Реаниматолог пошел на уступки крайне неохотно. – Но, если он начнет шуметь, вы его тут же уносите!
– Договорились! – клятвенно заверил я.
Что мне еще оставалось? Я был убежден, что Никите необходимо взглянуть на мать, а мне – сдержать слово, не обмануть доверие маленького человечка!
Понимая, что завтра врач сменится, и о визите Никиты в реанимацию к матери придется договариваться заново, я поспешил к сыну. Надо отвести его туда сразу же, сейчас! Пусть он убедится, что его мама тут, и тогда я со спокойной душой смогу вернуть его в отделение и отправиться по своим делам.
Заведующий детской неврологии согласился отпустить Никиту со мной, хотя в целесообразности похода в реанимацию сомневался, о чем и сообщил мне как мог деликатно.
– Вы имейте в виду, Зиновий Фадеевич: зрелище-то не для слабонервных! Взрослые не все выдерживают! Кто в обморок падает, кто слезами заливается… Не боитесь, что мальчик получит дополнительную психическую травму?
– Я опасаюсь другого: он оказался оторван от матери слишком резко и внезапно. Это для него слишком большое потрясение…
– Ладно. Возможно, вы правы. Возьмите с собой нашего педагога-психолога. Пусть она понаблюдает за ребенком и даст свои рекомендации: стоит ли повторять такие визиты.
– Хорошо. – С этим спорить я не стал.
Отыскал Веронику Витальевну – так звали педагога-психолога, который, как оказалось, числился в штате отделения детской неврологии, потом забрал Никиту из игровой комнаты, и мы втроем отправились навестить Алевтину.
По дороге я постарался объяснить сыну, что его мама из-за тяжелой болезни очень слабенькая и постоянно спит, и что шуметь и плакать нельзя, чтобы ее не разбудить раньше времени.
– А когда мама проснется? – это была вторая фраза за неделю, которую произнес мальчишка.
– Не знаю, Никита. – Я старался быть честным. – Может, через десять дней, может, позже.
– А если мама совсем не проснется? – задал парнишка новый вопрос, и я подавился воздухом, закашлялся и еле отдышался.
И вот что я должен отвечать?! К такому разговору я точно был не готов!
– Тогда я буду любить тебя и за себя, и за маму, сынок! – выдал я то, что давно зрело в душе.
– Я не твой сынок! – мальчишка резко остановился, выдернул ручонку из моей ладони, бросился к Веронике Витальевне, вжался в ее белый халат...
