Нахмуренные брови, опущенная голова…
Что же тебе еще сказать, мальчик мой, чтобы ты перестал бояться?!
Сердце ныло и щемило, хотелось взять мальчишку на руки, прижать к себе, погладить и поцеловать, но я знал: не подпустит. Не доверяет, боится…
– Когда приедем, я договорюсь с дядями докторами, и они разрешат нам посмотреть на маму через окошко, хорошо?
Быстрый кивок, надежда в глазах…
Только бы и в самом деле разрешили!
Не хотелось бы обмануть доверие мальчугана. Оно мне так необходимо!
В дороге я запретил себе беспокоиться о том, перенесет ли транспортировку Алевтина. Впрочем, отвлечься от мыслей о ней помог Никита: мальчишка, как и все маленькие дети, требовал забот. Наконец, мы добрались до Москвы и до рекомендованной агранскими врачами клиники.
Ирина передала выписку и другие данные Никиты работникам приемного отделения. Историю болезни оформили быстро, и нам с медсестрой разрешили сопровождать ребенка до отделения, чтобы посмотреть, в какой палате он будет лежать.
Устроив Никиту и пообещав ему, что скоро вернусь, я спустился вместе с Ириной на улицу, усадил ее в свою служебную машину и велел водителю отвезти девушку на железнодорожный вокзал. Билеты на поезд для нее были куплены заранее.
Простившись с Ириной, я, наконец, смог отправиться в реанимационное отделение: пришла пора узнать, что с матерью моего сына.
Реаниматолог, принявший ее, был куда более разговорчив, чем его коллеги в Агранске. Возможно, дело было в моей готовности оплачивать все, что понадобится для лечения переведенной к ним пациентки.
– Да, Алевтина Сербова доставлена к нам, – подтвердил он. – Состояние действительно очень тяжелое. Коллеги правильно заподозрили, что у нее развивается полиорганная недостаточность, но, думаю, мы справимся. У нас все для этого есть.
– Надеюсь, так и будет… – я выдохнул с некоторым облегчением.
Все-таки решение о переводе в московскую клинику принимал я, и, если бы Алевтина не перенесла дорогу – до конца жизни чувствовал бы себя виноватым.
– Хотите еще что-то узнать? – врач был ну очень вежлив!
– Да. – Я припомнил обещание, которое дал Никите. – Скажите, можно ли устроить так, чтобы сын Алевтины посмотрел на мать хотя бы через стекло? Ему важно убедиться, что она здесь, в этой же больнице…
– Сколько ребенку?
– Четыре...
Реаниматолог задумался. Поджал губы:
– Вообще, конечно, это не желательно. Женщина все равно в состоянии медикаментозной комы, пообщаться с сыном она не сможет.
