— Попрошу без фамильярности! — строго сказал Достоевский, грозно морща высокий лоб. — Старших нужно уважать!
— Это кто здесь старший? — удивился Марк. — По сравнению с любым жителем девятнадцатого века я выгляжу древним анахронизмом.
— Хе, — ухмыльнулся Достоевский. — К твоему сведению, пока ты умучивал в Риме несчастных рабов, я по велению Господа уже прожил огромное количество жизней.
— И все время писал психические бомбы?
— Хм, — Достоевскому явно понравился вопрос. — Представь себе, да! Когда писал, а когда и произносил.
— И потому жил всегда недолго.
— Да, — кивнул головой Достоевский. — Так как я — психическая ипостась Творца! Часть Его огромной совести. Он отправляет меня в мир для того, чтобы я лечил души людские!
«Надо же! — подумал Марк. — Лечил или калечил? Психическая ипостась? После всего, что происходит с моей семьей и со мной лично, я сильно сомневаюсь в том, что совесть Творца дружит со здравым смыслом».
— А здесь вы зачем? — спросил Марк с уважением.
— С той же целью, — борода Федора Михайловича раздвинулась в ехидной усмешке. — Буду тебя править.
— Чем? Речами?
— Нет, вот этим.
Достоевский резким движением снял топор с локтевого сгиба и взмахнул им. Раздался свист, и сталь мелькнула в воздухе холодным лунным отблеском.
— Ну, наконец-то! — обрадовался Марк, вскакивая на ноги.
Шкура упала на пол, полностью обнажив его, но Марку теперь было наплевать на приличия.
— Так куда мне лечь или встать? — спросил он деловито.
— Не торопись! — недовольно воскликнул Достоевский. — Вот молодежь! Все вам подай сразу и быстро! Я буду рубить тебя по частям.
— Психически?
— Психоделически.
— Я согласен, — Марк подпрыгнул от нетерпения. — Куда встать или лечь?
— Лучше всего на стол, — заявил Достоевский, спуская ноги на пол. — Эх, привязать нечем!
Он окинул помещение тревожным взглядом.
— Не расстраивайтесь, Федор Михайлович! — воскликнул Марк. — Я буду лежать смирно. И подставлять руки и ноги стану по вашему желанию.
— Ну, тогда ложись на спину, — уговорился Достоевский.
Марк лег спиной на стол, который оказался коротковат для тела, и потому ноги ниже колен пришлось свесить вниз.
— Так пойдет? — спросил он.
— Нормально, — ответил Достоевский, занося топор над головой. — Начнем, наверное, с правой ноги.
Топор вдруг завис в воздухе, а лоб классика литературы собрался морщинами.
— Или, может, с левой? — спросил он у самого себя вслух.
— Давайте две сразу! — залихватски предложил Марк, сводя ноги вместе. — Лезвие широкое — как раз.
