Отец отпустил руку и сказал:
— Пожалуйста.
Марк-младший взял секиру в руки и взмахнул ей, пробуя баланс оружия. В воздухе раздался свист. Публий, насторожившись, поднялся на ноги.
— Мне кажется, пора изменить существующий в данной местности порядок вещей, — сказал Марк-младший, отводя секиру назад. — В жизни всегда надо что-то менять, иначе она превратится в воняющий застарелым потом махровый халат.
Странные птицы, кружившие вверху на фоне уходящего за горизонт солнца, вдруг участили движения крыльями и увеличили скорость своего полета. Публий инстинктивно напрягся. И лишь Красс-старший, ничего не понимая, спокойно смотрел на секиру в руках Марка-младшего, отведенную назад для удара.
— Нет! — вдруг крикнул Публий.
— Да! — твердо сказал Марк-младший, приводя секиру в движение.
Блестящий в лучах солнца полукруг лезвия описал в воздухе дугу и с громким хрустом вонзился в лоб Крассу-старшему. Отец двух братьев, не издав ни звука, ни стона, рухнул навзничь.
Публий, подбежав, понял, что ничего сделать уже не сможет, потому что все уже и так сделано. На каменистой площадке рядом с колодой лежал труп, из головы которого торчала застрявшая в черепе секира, а вокруг растекалась алая кровавая лужа.
— Что ты натворил?! — вскричал Публий, с ненавистью посмотрев на брата.
— Успокойся, — ответил Марк-младший.
Он сделал шаг вперед и твердой рукой вырвал секиру из головы убитого им отца.
Протянув обагренное кровью оружие Публию, он сказал:
— А теперь меня. Не имеет значения как. Хочешь, я встану на колени и положу голову на плаху?
— Подожди! — крикнул Публий, с ужасом глядя на лезвие секиры.
Его рука инстинктивно схватила древко, протянутое ему Марком. Но разум пока не мог смириться с тем, что произошло.
— Я ничего не понимаю! — воскликнул он.
— Конечно, — сказал Марк-младший. — Ты же наполовину рубака-воин, а на вторую половину — романтик, нюхатель ромашек. Где ж тебе понимать. Даже твое ораторское искусство, которому ты учился у самого Цицерона, способно работать только в двух направлениях: вперед, соратники, мы победим, и засыплем цветами наших дам! А немножко подумать шире — это не к тебе.
— Ты несносен! — крикнул Публий, кипя злобой.
— Да, — подтвердил его вывод Марк. — Поэтому возьми, да убей меня. Так мне и надо. Ну, чего же ты медлишь?
— Тут что-то не так, — сказал Публий.
Он бросил секиру, уселся на колоду и задумался. Марк, ругнувшись себе под нос, последовал его примеру. Он сел рядом с Публием и, расположившись вполоборота к брату, принялся молча смотреть на него. Это продолжалось несколько минут.
