— Не трогай память Цицерона! — воскликнул Публий.
— Нет-нет, сынок, — тут же ответил Красс, перекладывая секиру из одной руки в другую. — Это я так, к слову…
Он замер, закрыв глаза, и хоровод воспоминаний вновь ворвался в его голову, а в небе засверкала новая огненная вывеска:
Марк увидел себя в Сенате. Он слушал, как Цицерон, произнося речь по какому-то поводу, ругал Красса, на чем свет стоит, порицая его во всех совершенных им поступках. Ему вспомнилась речь, произнесенная Цицероном не далее как вчера. Так вот вчера Цицерон разливался соловьем, хваля Красса за все его прежние деяния.
Удивившись такой странности в поведении Цицерона, Красс после окончания заседания остановил последнего на выходе из здания и сказал ему:
— Что-то не пойму я твоей логики. Сегодня ты меня ругал. А вчера превозносил как майскую розу, подаренную весталке. И все за одни и те же поступки.
На что Цицерон спокойно ответил:
— Вчера я просто-напросто упражнялся в искусстве говорить о низких предметах.
Красс вынужден был умыться и отстать от оратора. Но через некоторое время он опять получил сполна. Как-то раз в частной беседе на портике Марк заявил перед собравшимися, что никто из его рода не прожил более шестидесяти лет.
Цицерон присутствовал при этом разговоре и через несколько месяцев не преминул напомнить о нем Крассу, намекая, что шестидесятилетие уже подкрадывается к нему, и в связи с этим Марку пора собираться в гости к Плутону, чему весь Сенат будет несказанно рад.
— Я такого не говорил, — принялся отпираться Красс. — С какой стати я бы это сказал?
Цицерон со злорадством в голосе ответил:
— Ты знал, что римляне будут рады такой вести и потому хотел им угодить!
Ну как можно было не считать врагом такого противного человека?! Но младший сын Публий души в Цицероне не чаял!
Нобилитет и всадничество вступали во взрослую жизнь подготовленными. Каждый юный римлянин, начинающий строить свою карьеру, уже многое умел. Любой подросток из знатной семьи имел понятие о составе легиона и принципах его действия. Молодые люди знали азы юриспруденции и могли занимать достаточно важные посты в магистратурах. Ну а об ораторском искусстве и говорить не приходилось!
Этому обучались с детства. Нанимались репетиторы и логопеды. Каждый знатный римлянин умел трепать языком. Но бывали ораторы, способные в искусстве словоблудия превзойти любого подготовленного системой нобиля по всем параметрам языкового мастерства. И главным из них был Цицерон.
