— А если больно? Если это так часто, что жить не хочется, а хочется умереть, лишь бы не болело больше никогда?
— Терпи. Терпи и повторяй про себя заклинание:
Мое сердце попало в сети, -
Больно режет тугая нить,
А любовь все же выше смерти, -
Сердце, бейся… мы будем жить…
Утром, проснувшись в своей кровати, Георг долго лежал не вставая. Ночные приступы прошли, но голова от невыспанности гудела и была тяжелой. Он думал о своем последнем испытании, и делал выводы, что каждый раз они все тяжелее и тяжелее ему даются. Каждая последующая встреча с Оливией и путешествие в мир сов готовит для него удар за ударом, не предупреждая о том, как необходимо правильно поступить. Не умываясь, не заглядывая в комнату к родителям, Георг, поднявшись, первым делом отыскал в зале в шкафу тонометр. Давление он мерить не собирался, он забрал только фонендоскоп, и, стянув пижамную рубашку, вернулся к себе. Лег. Заткнул уши резиновыми кончиками прослушки, а металлическую катушку приложил к груди.
Мир привычных звуков исчез. А как только он сомкнул веки, то сразу целиком погрузился в вакуумный гул сердцебиения. Бух… Бах… на фоне шума прибоя. Бух-бах…
— Поговорим по душам, друг? — Георг мысленно спросил сам себя, прекрасно осознавая, что слушает сейчас звучание мышечных сокращений, перекачки крови и шипение ее через те самые злополучные прорехи. — Они все правы, - ничего не делать нельзя.
Еще он подумал про других… про таких же, как он, только с иными недугами. Не каждый можно олицетворить в виде чего-то конкретного, как же сражаются они? С кем? С чем? Как? Переплывают океаны, шьют семимильные сапоги или клеят из перьев крылья? Или ищут волшебный цветок, когда неизлечимая болезнь остается неизлечимой?..
— Георг? — услышал он, как через вату мамин голос. — Что ты делаешь?
Не убирая фонендоскопа, он открыл глаза и сказал, услышав и свой голос, как чужой:
— Я согласен на операцию.
VII
Работать было тошно, время в маленькой конурке тянулось медленно, в жару не хватало воздуха. К тому же после возвращения Гарольда я стала бояться, что он опять исчезнет, потянутся дни, полные для кого-то другого событиями. А я, практически декорация, буду киснуть в этом болоте среди газет, которые невозможно читать, и в комнате, похожей на серую коробку из-под обуви.
У меня было два рабочих дня, и вчера, оттрубив свои положенные часы, я кинулась к воротам, но, прождав там тщетно два часа, ушла домой. Неужели, опять? Гарольд после был сам не свой, - в воду опущенный. Можно сказать, что и погруженный в себя. Одним словом, - не с нами. Мы плелись с Перу на обратном пути далеко от задумчивого величества, и не говорили ни о чем. Это путешествие в мир сов оказалось коротким
