Георг лежал на спине и на правом боку, время от времени меняя положение. Лежать на животе или на левом боку было невозможно, создавалось ощущение, что вес нависающий над сердцем, давит его своей тяжестью. Таблетка растаяла, но не помогла, - ноющая боль стискивала грудь, отпускала, снова стискивала. Невидимая ладонь упруго давила и давила, намереваясь либо помочь мышце сокращаться, либо препятствуя этому. Мальчишка слышал, когда лежал в больнице, что сердце не может чувствовать… тогда, как объяснять это?
На улице совершенно стемнело, и звуки стихли. Маму будить не хотелось, она все равно ничего не сможет сделать, кроме как дать все тех же таблеток, а ночь набирала силу. Георг поднялся с постели и постоял немного прямо у открытого окна. Воздуху… воздуху…
— Чего ты разболелось? — хмуро обратился он в пустоту пасмурного неба. — Пора бы уже успокоиться.
Но оно не успокаивалось. Он постучал сжатым кулачком по впалой груди.
— Всю жизнь мне загубило… предатель. Взяло и не выдержало, порвалось, как тряпка. Силы в тебе нет… Хватит! — Георг еще раз ударил сам себя по ребрам. — Нравится меня мучить, да?!
У него из-за недуга много чего болело, и суставы иногда, и голова, и мышцы, но этот источник боли был самым неиссякаемым и полноводным. Деваться некуда, хоть на стенку лезь, а сделать Георг ничего не мог.
— Тряпка!
Внезапно Георга кто-то схватил за шиворот пижамы:
— Что ты сказал?! Как ты посмел?!
Он взвизгнул, перевернулся и увидел Оливию такой, какой видел в первый день. Плечи в панцире, стальные чешуйки облепили ей шею и часть лица, одежда, с темными связующими их нитями оплеталась в лоскуты бархата и кожи. Клинок лежал в ножнах, но миролюбивее от этого она не казалась. Волосы метались от ветра, также внезапно забившего в комнату, губы плотно сжаты, а глаза прищурены. Оруженосец светилась. Никакого внешнего источника до нее не доходило, изнутри тоже свет не шел, но Георг видел ее без помех, как изображение в темном зале кинотеатра.
— Как ты посмел, мальчишка?!
Он вжал голову в плечи:
— Опять?
— Что?
— Испытание?
— Глупец… ты поймешь, какие страшные слова ты сказал, когда увидишь все своими глазами…
Оруженосец толкнула его от себя, и маленький воин упал уже в траву. Зажмурился. В небе над открытым лугом горело полуденное солнце, и ветер не прекращался, - девушка, как стояла, так и осталась стоять, препятствуя ему, а Георг ощутил на себе не пижаму, а плотный суконный костюм.
— Первый шаг за тобой, малыш.
