За все прошедшее время я не смогла избавиться от отчуждения новой семьи, я не могла, будучи Майей, начать испытывать родственные чувства, хотя старалась. Большей частью я избегала длительных разговоров, в выходные уходила из дома на весь день, и уж конечно, никогда не спрашивала “что с тобой?”. А сейчас что-то толкнулось внутри к этому одинокому и несчастливому взгляду.
— Мама, ты что? Случилось что?
Вся кухня была в порядке, и чашка не тронута, только вот не сидят так и не смотрят так, когда у человека все хорошо. Она ответила не сразу.
— Устала.
— И я еще, да? Спать тебе не даю…
— Я тебя люблю, дочка.
— И я тебя тоже, мам.
Снова пауза, пустое помешивание холодного чая, потом глубокий вздох:
— Я здесь сижу и думаю, - куда ушла моя жизнь? Молодость кончилась, больше ничего не будет. Второй раз замуж я не вышла, много детей, как мечтала, у меня тоже нет. И что остается? Постылая работа? Что у меня дальше? Ты спрашивала про отца, а ведь ты не знаешь истинной причины его ухода…
— Знаю. Все из-за меня. И жизнь твоя ушла на меня, ты этого только говорить не хочешь.
Мама прикрыла глаза ладонью, а пальцами помассировала веки, видимо, чтобы сдержать слезу. Но когда она руку отняла, жилка на виске и покрасневшие белки говорили, что это мало помогло.
— Мне сегодня знаешь, что сказали, — мама всхлипнула, — что я так хотела. Что я получила то, что хотела, что это моя вина и моя расплата за грехи… это наказание свыше… как можно было такое сказать?!
Я села рядом, придвинув стул, обняла ее за плечи.
— Это злые люди, мам. Они наслаждаются тем, что льют всякую дрянь людям в душу, они только этим и живут. Ты таких не слушай. Никто не знает, чего тебе стоило поднять меня на ноги, правда?
— Ты тоже не виновата… здесь никто не виноват, но почему все так получилось? Я истратила жизнь, так ничего не познав, ничего не увидев, не найдя личного счастья…
— Мам, нет… ты не истратила ее, ты поделилась. Со мной. И благодаря тебе я есть.
— Майечка, доченька, скажи, что я все сделала правильно.
— Конечно. А жизнь не кончается, поверь мне, ни в каком возрасте. Даже в одиннадцать лет.
— В одиннадцать лет?
— Да, я помню, что впервые подумала так, когда мне было столько.
Мы просидели на кухне до самого рассвета. Много о чем говорили, и об отце в том числе. Ничего особенного в их любви не было, но мама рассказывала про это с такой нежностью, что я невольно чувствовала ее боль от его предательства. Да, жизнь здесь, это не моя жизнь там, и здесь нет большой семьи, а есть только две табуретки, две тарелки, две чашки. Только мы с мамой.
