— Я устал.
Но девушки рядом не появилось, никто не подошел ни подгонять его, ни приободрить его, он оставался на кладбище один.
Оливия сидела на ветке дерева, поджав колени к подбородку, и наблюдала за тем, как страдает ее воин. Это было не легко, но это был ее долг и призвание.
Взрослые падали без сил, иные копали по нескольку дней, и с таким рвением, будто вызволяли из гроба себя самих. У других на это могли уходить не дни, а годы. Случалось, что разворачивались и уходили, смертельно устав. А Георг всего лишь ребенок.
Девушка могла слышать не только каждое его слово, но и каждый вдох, каждый удар сердца, она вцепилась в ветви, предчувствуя то, чего боялась больше всего. Но мальчик продолжал, - останавливался на время и отдыхал, и еще не сдавался. Георг даже не знал, сколько времени он был один на один со своей работой. Коварная луна не шевелилась, а вот звезды медленным караваном уходили от него, и он понимал, что проходит вечность. Часы, дни, недели, — все померкло в его глазах, упорно смотрящих в землю, пока не потемнело и над ним.
Брезентовые полотнища облаков подтянулись с горизонта и сшили свои края молнией. Гром грянул, а за ним с шелестом капель в воздухе несся на долину дождь. Георг выполз наполовину из своей ямы, с наслаждением раскинул стертые грязные руки и уронил на примятую траву голову:
— Больше не могу… я не хочу ничего, я хочу домой, — он заплакал со всхлипами, с ревом, с захлебывающимся дыханием, — верните меня домой! Мама!
Оливия бесшумно опустилась напротив него, легла на живот в траву, лицом к лицу со своим воином. Он, - маленькая и темная часовая стрелка, она, - светлая и большая, и взгляды сошлись в серединке.
— Оливия, верни меня домой!
— Хорошо, — очень тихо сказала оруженосец, — но отсюда домой можно попасть только через город. Там по улицам ходят ночные сторожа и сторожевые собаки, охраняя покой и сон всех, кто решил уснуть. Ты разрушил темницу виноватых и перестал сравнивать. Ты простил других и смирился с собой, теперь на душе мир, правда?
Он кивнул, часто моргая от дождевых струй.
— Многие воины именно в эту минуту бросали оружие и уходили в город спящих. Не боролись, не надеялись, оставляли все как есть и жили во снах. Георг…
Ее голос дрогнул, а глаза стали такими печальными, что он на секунду забыл о себе. Если бы Оливия, как тогда в колодце, парила над ним, как фурия, ругаясь, плюясь и оскорбляя, или холодным и жестоким тоном приказала ему рыть, как приказывала в темнице отрубить голову, он бы не пошевелил и пальцем. А сейчас… может быть, это был дождь, но он подумал, что слезы:
