Тем более что у Юны были такие веселые глаза…
Через три прыжка он стал дышать в два раза чаще. А на пятом не успел увернуться от мячика, и его команда недовольно загудела, что он так мало продержался. На втором туре, после минутного перерыва, он не успел собраться с силами, и его вышибли на третьем ударе. После третьего тура, когда он превратился в практически неподвижную и легкую мишень, капитан команды решил:
— Слушай, вали обратно, на скамейку запасных. Ну, кто так играет?
Георг вернулся. В глазах темнело и хотелось повалиться на эту лавочку ничком, как трупом.
— Вот бы обратно, да? — раздался сзади знакомый голос и две ладони легли ему на плечи. — Не оборачивайся, малыш, просто ответь.
— Да.
— Хочешь снова уметь прыгать и бегать без устали, чтобы выигрывать всегда?
— А что в этом плохого?
— Ничего, — понимающе ответила Оливия, — это здорово. Чувствовать в себе силу, это любому нравится. Так и должно быть.
Георг вздохнул, потихоньку приходя в себя, а на оруженосца так и не посмотрел.
— Я помню, ты говорила вчера, что трона мне не вернуть, я помню. Я буду таким всегда, до самой смерти.
— Ты начал говорить, как взрослый, что так безрадостно, мой маленький господин?
Мальчишка ничего не ответил, даже всхлипнул немного. Почему ему было так хорошо утром, и так плохо стало вечером? Оливия, как прочитав его мысли, сама ответила на свой собственный вопрос:
— Ты сравнил себя с другими, да, Георг? Ты думаешь, что стал хуже и несчастливее? Им - жизнь, тебе - слабость?
— Да.
— Пригласи их поиграть на заброшенной стройке, Георг…
— Что? — от удивления он все-таки обернулся.
Оливия, в легком тонком платье, сама вся легкая и грациозная, как фея, стояла позади еще более скрытая в вечерней тени, чем он. Сегодня не было ничего воинственного в ней, словно обычная девушка остановилась поговорить с мальчишкой.
— Ты знаешь, где это, ты однажды гулял на пустыре рядом с ней вместе с одноклассниками. Недостроенный больничный корпус, неподалеку еще длинный голубой забор и лес. Пригласи их туда поиграть, они согласятся, я уверена.
— Мне нельзя со двора… и сейчас уже вечер, а мама…
— Делай, что я говорю, малыш.
Она сделала шаг назад, и ветки сирени захватили ее в объятия. Еще шаг, и она исчезла в них, как в зеленых волнах, с потонувшим в тишине приказанием.
Солнце, все красное, как накалившаяся в кузнице пластина, обжигала небо и, казалось, делала ему больно, такими бледными были облака, и такими розовыми подтеки света. У всех, кто увидел эту стройку на фоне заката, нехорошо засосало под ложечкой, но все равно покорно полезли за забор, через проломленную дыру, потому что интерес был сильнее страха.
