Неужели?
В палате были еще дети. С теми, кто помладше, лежали и родители, а Георга только навещали. День операции у каждого уже назначен, и прежде, чем наступил его день, Георг насмотрелся на предшественников. Случаи были разными, но он видел, с какими лицами уезжали они на каталке, какими их поднимали из реанимации в специальную постоперационную палату. Только спрашивать не решался, - как это? Швы были ужасны, - все воспаленное, вспухшее, перемазанное зеленкой и с черными кончиками ниток. И лица другие. Глаза другие. Георг впервые видел, как мучаются от сильных болей, хотя прежде ему казалось, что самые сильные испытывал он. Мальчишка видел, как плакали маленькие и как мычали дети постарше, видел, как покрывались потом белые лица, пока медсестра не приносила укол… правда, на четвертый или пятый день, все менялось. И лица менялись, и выражение глаз, и улыбки появлялись, и сочинялись “черные шутки”. Дети снова становились детьми, - им хотелось играть: в морской бой или в города, не важно, им хотелось домой, и с каждым днем Георг видел - жизнь, правда, возвращается.
Бежал порой холодок по спине от предчувствия того самого дня, но потом проходил. Мальчишка волновался, что в последний момент он испугается, - большинство его сверстников начинали истерику, и увозили их уже усыпленными, поэтому утешал себя мечтами о будущем. Как он снова станет всем нужен, - его будут брать в игры, будут им гордиться в школе, он даже поедет на какие-нибудь соревнования от города. С такими мечтами видел сны.
— Здравствуй, малыш, — его уха щекотно коснулся теплый воздух, и Георг открыл глаза, — не вставай. Я присяду на краешек, и никого не разбужу.
Георг перевернулся на спину и благодарно заулыбался, глядя на темную фигуру оруженосца у своей кровати.
— Привет.
Девушка вновь была во всеоружии. Чешуйки на шее поблескивали от отблеска уличного фонаря, свет которого падал на противоположную стену. За плечами длинным шлейфом лежали полы плаща, шпага в ножнах была зажата в руке, а не пристегнута к поясу. От оруженосца пахло морозом, будто она только что пришла из зимы, не отряхнув с сапог снега. Но холодом от нее не веяло, наоборот, - горячей рукой она провела по лбу Георга, а потом сжала маленькую ладошку в своих пальцах.
— Мечтаешь? — она села на край, и ее лицо попало в луч света. — О чем?
Он удивился, - ее губы не шевелились, девушка тонко улыбалась одними уголками, тихо разглядывая своего воина.
