— А как ты узнаешь ее?
Словно дожидаясь этого момента, свечи на толе чуть пригасли, в очаге загудело, а ставни скрипнули от порыва ветра. Разговор тоже потускнел молчанием после вопроса Аверса, и Рихтер смотрел в сторону окна со странной полуулыбкой.
— Так сразу и не объяснить… — голос его стал глухим. — Истина в человеке делает его истинным. Таких немного, и из этих немногих уже единицы смогут жить в будущем. Я не в каждом ищу. Я путешествую, познаю мир, и очень редко, кто встречается мне дважды. Хм… можно только почувствовать.
Я не поняла его объяснения, и этот поворот к философским размышлениям заставил приуныть. Я бы с удовольствием выслушала еще рассказы о диких свиньях и других веселых встречах. Рихтер отставил свою кружку, совершил какой-то жест ладонью над огнем свечи, а после дунул на руку. Будто пушинку сгонял, как дети делают. Свечи погасли все.
— Пора спать.
— Как ты это сделал?
Один огонек снова затеплился и вспыхнул.
— Я не спрашивал про ваши секреты, так что не спрашивай и ты про мои, госпожа Крыса. — Он поднялся с места, собираясь уйти, но вдруг обратился к Аверсу: — Ты когда-нибудь видел такие глаза, как у нее? Эта девчонка смотрит так, словно в нее вселилась сама богиня жизни. Ее глаза как сталь, только горячая и греющая. Серое пламя, у которого украли цвета.
Почувствовав, как моим щекам и шее стало горячо, я уставилась в свою миску от нахлынувшей неловкости.
— Чего потупилась? Ты не всегда так смотришь, и не на каждого.
Рихтер ушел. А я, выждав немного, стала прибирать на столе.
— Странный он.
Оружейник сидел на своем месте понуро опустив голову и обхватив затылок руками. Мысли его были далеки, и может быть он даже не слышал последних слов охотника.
— Иди ложись. Я уберу здесь, ополосну посуду пока. Чего тебе ждать?
Аверс поднял на меня отстраненный взгляд, потер шею, кивнул и вышел.
И поле этого мне стало тревожно. Все три дня я не чувствовала опасности, и лишь в эту последнюю ночь зазвенела во мне тревога, не как набат, а как вереница колокольчиков. На своей лавке я долго не могла заснуть — все прислушивалась к звукам, ожидая мгновения, когда что-то случится. На сторожку нападут, или ее охватит пожар. Или налетевшая буря сорвет крышу и повалит стены. Но была тишина.
Утром мы собрались, попрощались и двинулись в сторону русла. Шли налегке, пока в ногах было много сил, вся поклажа была на лошади, которую Аверс вел под уздцы. Утром мои предчувствия не прошли, и я все больше уверялась, что грядет беда, чем больше всматривалась в лицо оружейника. Казалось даже, что его русые волосы прибавили седины. На меня он избегал смотреть, лишь под ноги и в сторону, и молчал больше обычного. Все время.
