С подобным стилем редакционной деятельности я сталкивался и потом. Помню, как спустя года полтора мне впервые пришлось писать передовую во фронтовой газете. Кажется, о наступательном порыве советского воина. Я долго пыхтел над ней - мне этот газетный жанр давался с наибольшими трудностями. Но вот статья написана, набрана и заверстана в полосе. Ночью меня вызывают в эстонский вагон, то есть к редактору. Быстро одеваюсь, мигом проскакиваю морозный тамбур, стучусь и предстаю перед редактором. Он лежит в постели, перед ним на табурете оттиск первой полосы.
- Товарищ подполковник, явился по вашему приказанию...
- Ты писал передовую? - осведомляется он.
- Так точно, товарищ подполковник.
Он удовлетворенно кивает и медленно зачитывает вслух первое предложение.
- Это откуда? - вопросительно, но добродушно смотрит он на меня, уже внутренне готового к разносу.
- Простите, не понял...
- Откуда взял эту фразу?
- Ниоткуда, - недоумеваю я. - Сам написал.
Подполковник кивает, незлобиво вычеркивает
первое предложение красным карандашом и так же бесстрастно, так же неторопливо зачитывает второе предложение. Повторяется примерно тот же обмен репликами, и красный карандаш совершает то же действие. После третьего предложения и того же вопроса я с радостью сообщаю, что эта мысль позаимствована мной из позавчерашней «Красной звезды». Подполковник удовлетворенно кивает и читает дальше.
- Это раскавыченная цитата из «Правды», - бодро сообщаю я, уже не ожидая вопроса «откуда?».
Примерно в том же духе мы прошлись по всей передовой, и я был отпущен с миром, получив указание заполнить пробелы «как надо».
Железнов был примерно из той же редакторской породы и, если не ошибаюсь, безгрешно возглавлял «Фронтовую иллюстрацию» всю войну. И не его вина, что послушная правильность и железная ортодоксальность по службе не спасли его от страшной беды ‘в семье; в сорок девятом году жена Железнова была арестована по сфабрикованному делу о сионистской агентуре на заводе имени Сталина и впоследствии расстреляна вместе с еврейскими писателями.
Я тогда часто прибегал к помощи немецких писа-телей-антифашистов, живущих в Москве, и ходил к ним - к Эриху Вайнерту, Вилли Бределю и другим -по делам редакции в гостиницу Коминтерна на улице Горького. Запомнилась мне и одна из встреч с известным немецким драматургом Фридрихом Вольфом. Я должен был получить у него очередную подтекстовку для «Фронт иллюстрирте», и мы условились по телефону встретиться на Арбатской площади под часами. В тот раз Вольф познакомил меня со своими сыновьями - двумя московскими школьниками. Оба они потом прославились, и как странно, что одного из них уже лет десять как нет в живых. Тогда это был Кони, впоследствии - известный восточногерманский кинорежиссер Конрад Вольф, возглавивший к концу жизни Академию художеств в Берлине.
