Разумеется, далеко не все отношения между обитателями мягкого вагона строились на началах благородства и чести. Как и в каждом большом коллективе, не обходилось и здесь без проявлений подхалимства и карьеризма, лицемерия и зависти. И все же запомнилось главное: в нашей среде преобладал дух простой человеческой порядочности, чуждой всякой лозунговой казенщины. Все мы высоко ценили в людях такие качества, как общительность, чувство юмора, товарищеская надежность, неназойливая эрудиция, жизненный опыт, наконец, профессиональное мастерство. Кстати сказать, газету мы делали действительно хорошую.
К зиме я уже настолько проникся этим духом доверительного дружелюбия, настолько высоко оценил ощущение солидарности наших общих усилий, что, несмотря даже на не сложившиеся отношения с редактором, не мыслил себя в ином окружении.
И вот представьте себе, что в эту атмосферу естественной отзывчивости и товарищеской приветливости вторгается нечто такое, что основано на мрачной подозрительности, заведомом недоверии, а главное -на всеобщем перекрестном доносительстве.
Когда у нас появился Ломонос, мы стояли уже на линии Хвойная-Кириши, неподалеку от станции Не-болчи, через которую после прорыва блокады Ленинграда в осажденный город проходили поезда. Как и летом, редакция наша была упрятана в густом лесу, на специально проложенной саперами ветке, и все мы были здесь друг у друга на виду. Даже еще в большей степени - по заснеженному лесу далеко от поезда не отойдешь, да и холода стояли сильные. Наверно, по-этому-то с Ломоносом и произошло то, что запомнилось нам всем.
Вторжение Ломоноса в мягкий вагон с самого начала не снискало ему симпатий в наших глазах. Во-первых, он заставил нас сильно потесниться - шутка сказать, в его купе до того жили три человека, а теперь он завладел им единолично. А во-вторых, слишком уж беззастенчиво сразу повел он свои дознавательные дела. Бывало, вызовет через дневального к себе в купе кого-нибудь из солдат или офицеров, запрется с ним и держит беднягу у себя, сколько захочет. О чем они там говорят, никому не ведомо, но, так или иначе, уже через пять минут весь поезд в курсе дела:
- Вербует!..
И когда приглашенный наконец покидает злосчастное смершевское купе, его выражение лица, его поведение неизменно становятся предметом самых оживленных толков. Если человек выходит от Ломоноса в коридор и осторожно задвигает за собой дверь, после чего, пряча глаза, устремляется в тамбур, - один сюжет. Красноречивый, можно сказать, впечатляющий, но не прибавляющий даже сторонним наблюдателям гордости за принадлежность к человеческому роду. Если же, выйдя от Ломоноса, человек решительно припечатывает дверь и, подмигнув стоящим в коридоре, громко просит закурить, не торопясь уйти прочь, - сам собой складывается совсем другой сюжет. Обнадеживающий.
