об уплате членских взносов.
На самом деле товарищ Бахметьев (старый большевик, участник Гражданской войны, автор когда-то довольно известного, а впоследствии справедливо забытого романа «Преступление Мартына») и его жена (?!) возглавляли тогда оборонную комиссию Союза. Они предлагали явившемуся присесть, брали у него членский билет, после чего советовали уважаемому товарищу записаться по призыву Сталина в ополчение, недвусмысленно давая понять, что в противном случае данный билет останется у них в столе. Больше того, насколько я понимаю, запись в народное ополчение вообще рассматривалась в Союзе советских писателей (по инструкции райкома) не только как патриотическая акция, но и как возможность произвести в такой благовидной форме чистку писательских рядов. Думаю, что на уровне горкома наша Краснопресненская дивизия, помимо всего прочего, расценивалась также как удобная возможность разом избавить Москву от засилия старой интеллигенции, потенциально - наиболее оппозиционной (ибо наиболее просвещенной) части населения столицы.
Видимо, попавшись на удочку товарища Бахметьева, Бек посчитал единственно спасительной линией поведения вот эту забавлявшую многих дурашливость. Помню, однажды он обратился ко мне с каким-то вопросом, привычно демонстрируя при этом свое детское простодушие. Мы были одни, и я как можно более дружелюбно, стараясь не оттолкнуть его, сказал:
- Послушай, Бек, со мной можешь не играть в жмурки, давай лучше поговорим о наших делах...
Но он ничего не ответил, только грустно посмотрел мне в глаза и сразу отошел. Он понял, что я его разгадал, и больше со мной уже не выламывался. Но с другими вел себя по-прежнему, так же тщательно прятал свой ум и свой страх, так же упорно пользовался позицией вопросительного простодушия, всегда тон* ко рассчитанного на смех. Да, вокруг него люди обычно смеялись. По существу, над ним. Зато его никто и ни в чем не подозревал. А он этого и добивался.
И вот эта встреча в Военторге. Бек приглашает всех к себе, нас троих и Черного.
Бек жил тогда в неказистом одноэтажном флигельке на Тверском бульваре. Теперь этих домов нет и в помине, а на их месте змеится вечная очередь к Макдональдсу. Но я-то их помню, эти домишки, именно потому, что не могу забыть ту ночь у Бека, когда все мы, чувствуя себя случайно уцелевшими в Вяземской катастрофе, пытались понять, во имя чего нам даровано чудесное спасение, и угадать, что ждет нас впереди.
