Сначала я готов был посчитать, что лейтенант Матюхин потому отказывается выполнять свой командирский долг, что постигшая нас военная катастрофа полностью деморализовала его, лишила воли и веры,в свои силы. Но если так, то тем более он должен был бы дорожить Фаниным расположением. А он даже це удостаивал ее беглым словом, приветливым взглядом, до такой степени ему нечем было с ней поделиться. И нас троих он, конечно, тоже презирал как интеллигентов да еще евреев. То обстоятельство, что Джавад -армянин, в его глазах не меняло дела. Все равно нерусский.
За трое суток, что Матюхин провел с нами, эти свойства его характера проявились достаточно отчетливо. И все же мы недооценили опасность, которую он собой представлял в тех условиях. А на четвертые сутки его злодейство едва не стоило жизни и нам, и Фане.
Эта ночь выдалась необычной. Уже с вечера немцы стали проявлять странную активность. Даже с наступлением темноты между их гарнизонами почему-то продолжали шнырять машины, причем преимущественно легковые, что раньше никогда не наблюдалось. А потом, часов уже в десять, небо над окрестными селениями внезапно озарилось вспышками осветительных и сигнальных ракет, и со всех сторон поднялась беспорядочная пальба из личного оружия. Похоже, что стреляли в воздух.
Необычность поведения немцев нас не на шутку встревожила. Необходимо было получить хоть какую-нибудь информацию, чтобы знать, как действовать дальше. А тут еще наш маршрут уперся в довольно широкую речку. Тщетные поиски переправы заняли у нас почти всю ночь и в конце концов привели к какой-то большой деревне, раскинувшейся на противоположном берегу. Ведущая в ту сторону дорога позволяла рассчитывать на наличие поблизости моста. Вместе с тем все говорило о том, что в деревне наличествуют немцы. Вскоре наше предположение подтвердилось.
Мост действительно возник перед нами из темноты и даже раньше, чем мы думали. Убедившись, что он не охраняется, мы группами по три-четыре человека, пригибаясь и стараясь ступать на носки, пересекли по гулкому настилу речку, а потом поднялись не по дороге, а рядом с ней по скользкому травяному склону на противоположный берег и залегли там, чтобы осмотреться при свете взошедшего месяца. Ближайший дом находился от нас метрах в семидесяти и стоял на отшибе, что было нам на руку. Кругом царила тишина.
Было решено, что Фурманский, Аспирант и еще один боец подкрадутся к этому крайнему дому, осторожно постучат в окно и постараются все разузнать, если, конечно, им откроют.
