Пришлось затаиться в самой середке нашего лесочка, который при дневном свете просматривался едва ли не навылет, и с тоской душевной наблюдать сквозь редкую осеннюю листву, как движутся на восток колонны огромных «бюссингов» с вражеской мотопехотой за их высокими бортами. А потом пошли бронетранспортеры, танки и самоходки, потом опять «бюссин-ги», опять танки. Думаю, в тот день мимо нас прошли все роды наземных войск германских вооруженных сил. В этих обстоятельствах не то что испечь картошку или вскипятить снег, просто закурить и то было опасно. Оставалось только обмениваться горестными впечатлениями, благо разговаривать мы могли свободно - вся округа сотрясалась от неумолчного рева моторов, бесследно поглощающих все прочие звуки.
Похоже, что в этих местах наш лесок был единственным прибежищем такого рода. Во всяком случае, редкая немецкая часть, миновав дородную развилку, не делала тут короткой остановки. Раздавалась команда, солдаты вылезали из люков или прыгали через борт и бежали оправляться. Поначалу нам даже показалось, что мы обнаружены и они бегут прямо на нас.
Наше счастье, что немцы торопились. Впрочем, слово «счастье» здесь вряд ли уместно. Ведь едва мимо нас проходила последняя, замыкающая данную колонну машина, как ей на смену являлась головная машина следующего соединения. Интервалы между ними были незначительными, и устремленность этой мощной лавины немецкой живой силы и техники ца восток, точнее - на Москву, наполняла наши сердца безграничной печалью. Наверно, перед последним броском немецкое командование производило тогда на восточном фронте перегруппировку сил, но нам казалось, будто весь вермахт пришел в движение и ринулся на нашу столицу. Настолько внушительным и грозным было это зрелище, продолжавшееся почти без перерыва от зари до зари. Поэтому, когда писательские дамы задавали мне впоследствии идиотский вопрос -видел ли я воочию на фронте хоть одного вражеского солдата меньше, чем за километр, я считал себя вправе отвечать:
- Я видел в какой-нибудь сотне шагов от себя десятки тысяч гитлеровцев.
Тут нет преувеличения. В тот злополучный день я действительно видел их вблизи и во множестве. Затаившийся в кустах, промерзший, голодный, вшивый, униженный собственным бессилием и величием неприятельского могущества, я их и впрямь пожирал глазами... И поймите психологию окруженца- для нас вся эта мощная вражеская лавина была не только убедительной зримой угрозой, нацеленной на Москву, но и непреодолимой преградой на нашем пути к своим. Ведь легче будет верблюду пролезть через игольное ушко - приходил к выводу я тогда, - чем нам просочиться сквозь этот железный вал, столь стремительно перекатившийся сегодня через наше случайное убежище...
