– Распрямись, огрызок! – отчеканила Марина и пошла дальше, но сзади послышалось недовольное сопение и, кажется, Козлов даже что-то промямлил в ответ. Такого еще не случалось! Марина повернулась к нему:
– Что?
– Не волнуйся, скоро придет конец твоей ненависти ко мне. – пробормотал Козлов.
– Слишком много ты о себе возомнил, раз думаешь, что я тебя ненавижу. Это скорее гадливость!
– Плевать!
– О чем ты вообще бормочешь? – Глеб впервые заговорил с Мариной, хоть лупила она его неоднократно.
– Мы опять переезжаем, так что скоро я уйду в другую школу! Перестану мозолить тебе глаза!
Марину захлестнула удушливая волна жалости и отвращения, она метнулась к Козлову:
– Думаешь, в другой школе будет лучше!? Думаешь, там никто не заметит, как ты облизываешь свои сальные волосенки или козявки достаешь!? Да ты везде будешь грушей, пока не расправишь плечи, пока не перестанешь быть жалким червем! Очнись, Козлов – что ты с собой делаешь? Вымой голову, распрямись, простирни рубашку! Видно же, что тебя самого от себя воротит!
Глеб только бросил:
– Дылда! – и поплелся в класс.
Марина заметила рядом с собой Андрея и устало покачала головой:
– Так бы и дала палкой по хребтине, чтоб он лопатки выпрямил!
– Отстань от него! – неожиданно крикнул Андрей. – Кто дает тебе п-п-право делать из человека жертву! Что ты, что Курицын – одного п-п-ппполя ягоды – тираны!
Марина опешила на миг, но вскоре взяла себя в руки :
– А ты не приравнивай себя к Козлову! Он корчит из себя амебу, жалкого человечка – надо выбить из него эту дурь! Ты не такой! Тебя Курицын колотит по вполне определенной причине… – но Андрей был уже далеко. Ушел, и не дослушал. В нем поднялась горячая волна протеста и разбудила бывшие обиды, даже ярость! Это были первые мало-мальски живые чувства, которые ему довелось испытать за три дня. Время, что прошло с того памятного вечера, как отец рассказал им все и до сего момента Андрей прожил совершенно неосознанно, механически. Он был сбит с толку правдой, которую отец поведал ему во флигеле и все никак не мог осознать ее до конца. Она казалась Андрею слишком громадной и увесистой, чтобы принять ее в себя всю и поместить в голове так, чтоб не потеснить рассудок. Мальчик попросту был ошарашен, так, что на какое-то время даже перестал чувствовать! Он ни с кем не разговаривал, вел себя прилежно, рано ложился спать, избегал общества, немного хандрил и совсем не смеялся. Даже Герасимов был не в силах расшевелить его. Да что там, партия в карты с Юлией Борисовной не тронула чувства! Он отыграл лишь из соображений долга. Очень кстати, к концу урока заверещали девчонки, оказалось, они заметили хомячка за батареей и перепугались. Андрей отправился выманивать кроху, который забился вглубь и затих, напуганный криками. Наконец, его удалось достать. Во всю шла перемена, ребята покинули класс и лишь Богдан дожидался брата у двери.
