Фуга. Кто бы мог подумать | страница 55
– Марат, как ты живешь с горбом?
Вопрос захватил врасплох и Марат несколько секунд простоял ошарашенным, но потом всего лишь пожал плечами.
– Сначала, когда я только узнал о болезни, было очень тяжело. – медленно начал он. – Я все возненавидел, был зол! Со временем мне удалось осознать, что меня ждет неминуемая смерть от болезни, я даже смирился с горбом и внутри что-то перевернулись! Можно сказать, что я влюбился в жизнь, когда понял, что умираю! Я преодолел отвращение от собственного уродства и теперь стремлюсь жить. Я хочу сделать что-то, представлять из себя что-то! Понимаешь? Я остро осознаю значимость и прелесть жизни! Вокруг столько красоты, что можно быть счастливым лишь от того, что ты живой! Отведено мне немного, поэтому надо постараться все успеть. Понимаешь? К тому же, думаю, все это со мной не так страшно.
– Не страшно!? – изумился Богдан.
– Ну да. Есть кое-что и похуже! Посмотри хотя бы на моих родителей – им же еще тяжелее!
– Как это?
– Они видят, как меня перекашивает день ото дня, мучаются, но ничего не могут поделать!
Богдан снова опустил взгляд, но тут же поддался неожиданному порыву и метнулся к Марату:
– Марат, прости меня! Прости, пожалуйста!
– За что?
– Ну, мало ли…
– Эээ, чудишь! – Марат похлопал его по плечу. – Ты, видно, не отошел еще от своего вечернего приключения!
– Да, пора домой. – Богдан направился в прихожую.
– Я тебя провожу.
– Нет, спасибо! Я немного проветрюсь.
– Как знаешь. – Марат протянул Богдану ладонь для рукопожатия и тот вцепился в нее, как очумелый. – Я приду завтра в монастырь. Сыграем в шахматы?
Богдан улыбнулся:
– Идет.
На улице похолодало, накрапывал дождь. Прекрасная погода, чтоб привести мозги в порядок. Ни к чему Марату болтаться вечером под дождем, Бог знает, как повлияет это на его кости! Но, главное, Богдан не мог больше выносить на себе этот добрый взгляд , он так и чувствовал свою подлость и низость. Он чувствовал себя гадиной, изменником! Как там говорит Герасимов… Гнидой!
Марина валялась на ковре и хохотала, как истеричка! Издаваемые ей вопли уже перестали походить на смех, к ним примешивалось совершенно невероятное бульканье, влажные горловые звуки, протяжный клокочущий стон, хрюканье, писк, и, кажется, вой. Безудержные приступы веселья иногда находили на сестру, поэтому происходящее не казалось чем-то их ряда вон. Наконец, Марина бухнулось лбом о ковер и затихла, чтоб перевести дух. Нет, пока Андрей лицезреет это с завидным постоянством, никто не сможет убедить его в том, что женщины – нежный пол.