– Какие ещё условия? – говорит Сирин нетерпеливо. – И кто это говорил?!
– Сказал начальник мой… Старков… по телефону с кем-то. Про условия не знаю. Я так и услышал – «условия». Знаю только… что мы сейчас зачем-то мобильных операторов активно кредитуем.
– Это ещё зачем? Слежка какая-то? Так они всегда всех слушали.
– Я ничего больше… кхм… не знаю, – он снова сплёвывает.
– Ну ещё бы. Ты же обычная вошь. Само собой. Вошь. А всё равно при работе. Даже для тебя у них работа нашлась.
Сирин улыбается и делает два огибающих шага, оказавшись у пленника за спиной. Да, за спиной, чтобы быть у него в слепой зоне.
– Что… что я… – Костя дёргается.
– Так вот, Конс-тан-тин, ты на работу, как и я, вернуться не должен, – он хлопает сидящего по плечу. – Но ты ведь вон какой головастик! И работа у тебя как раз головастая. Перебитые ноги в твоём кровожадном ремесле – не проблема. Это тебе не шахматы – тут думать надо!
Он плотоядно усмехается и высоко заносит резиновую дубинку. Нет, не простую резиновую – с металлическим стержнем. Да, так хорошо. Удар.
Голова Константина безвольно опускается. Изо рта тянется сверкающая и искрящаяся под белой лампой ниточка слюны.
Сирин, всё ещё улыбаясь, покрутил дубинку в руках, затем обошел безвольное тело и сбоку окинул его взглядом. Уголки его губ медленно опустились, губы сомкнулись. Теперь всё кончено.
Бледнеет и уходит под землю тёмный блестящий шкаф. Расплывается на стене суровый портрет большого и строгого начальника, обретая какую-то пёструю, похожую на герб форму. Пол деревенеет. Уходит ледяная лампа, и всё покрывается густой желтизной. Сухой вакуум комнаты уступает место водовороту звуков. Всё уплывает.
Беглов оживает и теперь, снова подвижный, уже не отражающий, а излучающий жизнь, кивает и говорит что-то в сторону на расстоянии вытянутого звука. Его возникшая напротив подруга кивает в ответ, и они иронично улыбаются. На столе между ними рябит посуда, особенно пёстрая на фоне чёрного монолита окна.
– Мишань.
Сирин вздрогнул, услышав рядом вроде бы знакомое слово. Он повернул голову – справа от него стояли два человека.
– Мишань, – продолжил Виктор, – мы тут пообщались с Андрюшей. В общем… пиво мы уже, наверно, не будем. Может, по домам?
– Да и тебе бы можно отдохнуть, – добавил Андрей.
Сирин молчал, не способный сказать что-либо, пока не распутает скомканные в узел чувства – огромная многоголовая гидра триумфа, ужаса, гнева и справедливости, как призрак уже полузабытой фантазии, ревела и шипела внутри. Он сделал над собой усилие, слегка тряхнул головой, собрался и, наконец, ответил, повторив за Андреем:
