Вечером, когда девочки сели играть, Поль присоединился к ним. Они причесывали друг друга, повязывали на волосы банты, заплетали косички, а потом расшалились и стали делать прическу своему французскому гостю. Его торчащие во все стороны волосы было нелегко пригладить, поэтому они сделали ему два хвостика и нацепили разноцветные заколки. Поль веселился от души, фотографировал девчонок и позволял им фотографировать себя. Гулнасаб смотрела на них и почему-то слезы подкатывали к ее глазам. Давно она не видела девочек такими веселыми. Поль придумывал все новые игры и играл с ее внучками, словно был мальчишкой. Да он и был им, двадцатипятилетним мальчишкой, который решил увидеть чужие страны, и который не боялся один путешествовать по горам. За эти несколько дней бабушка успела привязаться к нему, а потому ей было тяжело осознавать, что он вот-вот их покинет. Он уйдет, как ушел однажды ее муж, оставив ее с ребенком, как ушел ее сын в поисках лучшей жизни, как уйдут однажды в чужие семьи ее дорогие девочки. И останутся с ней только ее неизменные собеседники – портреты на стенах дома, истрепавшиеся, выцветшие, молчаливые.
– Поль, когда ты пойдешь дальше? Недельку еще у нас побудешь? – спросила она, надеясь услышать «да».
– Я пойду завтра. Мне нужно успеть вернуться в Душанбе на поезд. Потом поеду опять в Казахстан, там самолет.
– Ну хорошо, сынок, хорошо, – улыбнулась Гулнасаб, хотя ей совсем не хотелось улыбаться. – Если так надо, иди завтра.
Наутро всей семьей они провожали его в путь. Поль сделал несколько снимков бабушки и внучек и отдельно сфотографировал Гулнасаб у ее дома.
– Я вас не забуду. Спасибо вам за все, – сказал он, обнимая старушку на прощание.
– Иди, сынок, иди. И расскажи им всем, расскажи там, где ты будешь, что у меня тяжелая жизнь. Расскажи им, что мне трудно одной. Пусть они знают обо мне, пусть там, за горами, тоже знают обо мне!
Подбежали девочки, чтобы в свою очередь попрощаться с гостем, защебетали, захихикали, а потом долго кричали ему вслед «до свидания, Поль!», «пока, Поль!». Когда он совсем скрылся из виду, все пошли пить чай, а разговоров было только о нем. Внучки все спрашивали у бабушки, придет ли он еще, и будет ли опять с ними играть, и привезет ли им напечатанные фотографии. Гулнасаб ничего им не отвечала, потому что и ей хотелось спросить у кого-нибудь, вернется ли к ней ее гость, и поможет ли он снова ей на поле, и будет ли так внимательно слушать ее истории. Только вздыхала бабушка Гулнасаб. А потом она приступила к своим обычным делам по дому, и мысли ее вернулись в привычное русло.
