На дальнем конце этого ряда стоял неопределенного вида мужчина, чуть сгорбившийся, в потерявшей цвет зимней куртке и замызганной вязаной шапке. От него слышались то ли стоны, то ли визги, то ли крики, почему-то приглушенные, неясные. Михаил попытался понять, что же происходит, чуть прищурил свои слегка близорукие глаза, но так и не понял, что за звуки издает странный мужчина. Все перекрывали крики торговок, разговоры прохожих и громкая музыка, которая звучала на рынке, и которую порой сложно было перекричать, когда ты находишься у самого входа, там, где висели динамики, и где спешащие успеть все купить люди протискивались в узкую рыночную калитку. Михаил уже был у самых динамиков, которые кричали про новогодние игрушки, свечи и хлопушки, уже там, где решительно настроенные люди преодолевали последний барьер железных ворот (и кто придумал сделать их такими узкими, даже двое не разойдутся), а те, кто выходил, тащили тяжелые сумки, полные новогодней снеди. И вдруг он снова услышал этот непонятный визг, который каким-то чудом пробился даже сквозь оглушающую песню, льющуюся из дешевых динамиков. Ему почему-то до смерти захотелось разобраться, что же такое происходит в ряду самовольных торговцев, и он снова пошел против потока, толкая людей, спешащих на базар.
Пять минут понадобилось ему, чтобы пробиться сквозь других покупателей и преодолеть весь ряд, расположившийся прямо под надписью «Торговля запрещена! Штраф…» Там, где была указана сумма штрафа, был нарисован неприличный рисунок, да и сама надпись уже выцвела, почти растворилась, а торговцы как приходили сюда каждый день, так и продолжали это делать. И не пугала их когда-то грозная, а теперь нелепая, умирающая надпись на старом, покореженном заборе маленького рынка. Когда добрался он до самого края, то увидел то, что не мог разглядеть со стороны входа, то, что держал мужчина в руке, и то, что издавало все эти рвущие душу крики, визги и стоны. В руках у серого грязного мужика, от которого разило перегаром, был самый настоящий живой заяц, которого он держал почему-то головой вниз, за лапы. Было сразу видно, что заяц этот будет биться за свою свободу до последнего своими сильными лапами, своим таким непривычным голосом, всем своим духом дикого животного, привыкшего убегать от хищников по степи и переживать суровые зимы.
– Вот, видишь, зайца поймал! – с гордостью заявил «охотник» в вязаной шапке Михаилу, почувствовав его интерес. – Купи, мужик, зайца! Знаешь, как под водку хорошо! На Новый год настоящая зайчатина. Купи, мужик, жена обрадуется!
