Вот так же и он, Дружинин. В блокноте у него все — и цифры, и выписки из книг, и заметки о собраниях… Услышит необычайное словечко — запишет. Или случай какой-ни-будь — тоже в блокнот. Вроде бы ничего особенного. А пройдет какое-то время, заглянет он в свой блокнотик — и вдруг тот человек, о котором есть пометочка. по-иному перед ним встает.
— И какой тебя, Сережка, комар укусил? — ложась спать, спросила Валентина.
— Когда?
— Да когда первый-то блокнот начал…
Сергей промолчал, не ответил. Прошло полчаса, жена заснула. Он встал, тихонько разделся, залез под одеяло.
— Наконец-то, а я думала, всю ночь проскрипишь, — пробудившись, уже с упреком прошептала она.
— Об этом же нельзя не записать, — ответил Сергей, и перед ним снова встало огромное непаханое поле. За плугами тянутся жирные пласты земли. Вторые уже сутки тракторист работает один — напарник его заболел. Но тракторист не сдается — пашет день и ночь, и снова день… «Какие все же у нас прекрасные люди»,—подумалось Дружинину, и он прислушался к легкому, еле слышному дыханию жены. Она, казалось, уже спала. И вдруг, приподнявшись на локте, вполголоса спросила:
— Скажи, какой все же тебя комар укусил?
— Спи, спи. — отозвался Сергей. — Потом расскажу, потом.
Он повернулся, но тоже долго не мог уснуть и все Думал, думал о словах жены. «В самом деле, как это началось и когда?»
Шел послевоенный год. Это был трудный год. Позади — война, потом разруха, неурожай. Не было хлеба, не было семян. Не было скота. Многие города приходилось восстанавливать целиком. Дружинин только что демобилизовался из армии и работал инструктором в райкоме партии. Помнится, перед Первома-ем работники райкома выехали в командировки. За всех осталась одна девушка — технический секретарь, которая отвечала посетителям одно и то же: «Райком закрыт — все на севе».
За Дружининым была закреплена низенькая шустрая райкомовская лошаденка. Сколько раз седлал он ее!.. На ней он ехал и тогда, перед праздником. На сером увале женщины поднимали на коровах только что перезимовавшую черствую землю. Он свернул к ним — наискосок, по полю, и услыхал хмурый окрик:
— Куда тебя, леший, несет — не видишь, посеяно?
Будто не расслышав крика, он только подстегнул лошаденку.
— Да ведь это. кажись, райкомовская лошадь? — заметила вторая женщина. — Дружинин, кажись, едет.
— А нам не все ли равно, кто едет, посеяно — не топчи, — уже миролюбивее отозвалась первая.
— Слышу, ругаете меня? — подъехав, спросил Дружинин и извинился.
