В деревне, где родился Сергей Дружинин, жил мужичок Пронька Махонький. Был он и в самом деле махонький, неприметный, молчаливый. Но по округе все знали этого Проньку: где Пронька — там и веселье, там песни да шутки, И вряд ли кто видел когда-либо Проньку без своей гармошки. Гармошка, — здесь ее исстари -звали тальянкой, — была у него тоже маленькая, под стать самому Проньке, но зато мехи — яркие и цветистые, планки блестели медными узорчатыми пластинками, да зеркальцами, да колокольчиками.
Бывало, поедет Пронька пахать, смотришь — и тут за спиной тальянка. Попашет с часок, остановится на конце поля, подбросит своей пегой кобылке охапку сена, а сам сядет на межу, тальянку в руки—и запоют голосисто лады, зальются колокольчики, заиграет солнце на зеркальных планках. Да так весело станет кругом, даже на что его кобылка и та не может остаться равнодушной, поднимет, бывало, голову и, перестав похрупывать сеном, начнет вслушиваться.
И каких песен, каких только мотивов не знает Пронька Махонький! Иногда, в праздник, соберутся бабы на зеленый лужок, — а Пронька тут как тут! И начнут бабы плясать, да не просто так, а с припевками, с прибаутками. Потом устанут, остепенятся и затянут песню медленную и немного грустную. И ведет эту песню в сердечные нескончаемые дали опять-таки Пронька, ласково поют лады под его пальцами, то всхлипывают, то замирают, то вдруг просыпаются — не только поют лады, тут же звенят колокольчики, гудят басы… Но вот и кончили петь. Пронька, обтерев вышитым носовиком лоснящееся конопатое лицо, глотнул из берестяного туеска холодного квасу, встряхнулся малость, прошелся незаметно по ладам сверху вниз, и — снова запела русская тальянка с колокольчиками.
Прислушались бабы, и не поймут, что здесь за мотив такой? Какая голосяночка подойдет к нему? Попробуют примерить одну песенку, другую, и — все не то. не то… А Пронька сидит довольный, улыбается и наигрывает на зеркальных планках — и до чего же хорошо! А бабам не терпится, надо узнать.
— Ты чего же играешь. Пронечка?
Пронька будто и не слышит, склонит набочок голову в кепочке из клинышков, из-под кепочки выглядывают выцветшие на солнце белесые кудерьки, прислушивается вначале к тальянке, потом поднимет на баб голубые со смешинками глаза-щелочки и тихонько, словно боясь потревожить самого себя, ответит:
— Для души, бабоньки.
Для души… Одни вот всю свою жизнь играют на тальянках, другие — поют песни, пляшут так, что гнутся под ногами в домах двухвершковые сосновые половицы, третьи — вырезают узоры на наличниках, на берестяных туесках… И каждый делает это по-своему, чтоб красивее да лучше было, чтоб не только сам был рад — радовались другие. Да, все не для себя — для людей, — до чего же щедрый ты и талантливый, милый русский человек!
