Улыбка на лице Киприянова превратилась в кривую усмешку, он не отводил от меня болезненно блестящих глаз.
— К счастью для Фергюсона, — продолжала я, — его вызволил из лечебницы племянник. Оливер боялся до конца дней своих, а прожил он весьма долгую жизнь, — на ночь запирался на замок и искоренял вокруг дома ползучий плющ. После его смерти племянник нашел в бумагах дяди рукопись, которую посчитал литературным капризом покойного. Он предложил ее издательству в качестве сборника выдуманных историй и даже заработал на ней фунтов двести, немалые деньги по тем временам. В ту пору в моду опять вошли легенды и мифы.
— К чему ты все это мне рассказываешь? — вдруг хрипло спросил Киприянов.
— К тому, что мы с тобой все время играли в одну и ту же игру. Я все думала, почему именно тебя Странник принял за своего сына. А потом поняла. Кровь. В тебе очень сильна частица Истинной крови. Ты ведь всегда был на шаг впереди других, во всем: в бизнесе, политике, в выживании, в конце концов, верно? Что тебе помогало? Не то ли, что ты способен чувствовать мысли и эмоции других? Не читать их, нет, упаси Господи. Однако твоя дьявольская интуиция так сильна, что ты сразу меня почувствовал. Еще в библиотеке. И про то, что я участвовала в онлайн аукционе, пытаясь купить Фергюсона, ты узнал позже. Но ты все равно сомневался. Потом появился Странник со свей патологической искренностью. И ты убедился, что я — это я. И, руководствуясь советом Фергюсона, принялся устраивать вокруг меня театральные представления с угрозами, аттракционами невиданной храбрости и похоти. Чтобы отвлечь, чтоб я, в свою очередь, не смогла осуществить СВОЮ задачу. Уж очень ты испугался. Почему? А затем, опять же, памятуя предупреждения Фергюсона, вдруг резко сменил гнев на милость. Ты был так искренен, открыт для общения. «Эти создания при всей своей богопротивной натуре, весьма доверчивы и падки на человеческие чувства, каковые есть влюбленность, любовь между родителями и детьми, сострадание и жалость…» — процитировала я. — Поговорим, значит, по душам? Кого ты покрываешь, Крысак? Ты покаялся в том, что видел мою подругу. Полуправда – это почти правда, да? С ее помощью можно отвлечь на себя внимание. А вдруг я что-то подсмотрела в твоих воспоминаниях! Так вот, не подсмотрела. Ты закрыт для меня почти полностью. Но другие – нет.
Киприянов взвился с дивана, рванулся ко мне, но остановился в шаге, тяжело дыша.
— Ты его не тронешь.
