Сеня вышел. Киприянов кинул Кошаку:
— Запри дверь.
Я не успела даже дернуться – сначала ко мне подскочил Жаба, я увидела его страшный, насмешливый прищур совсем близко. Потом Кошак, вернувшийся от двери, заломил другую мою руку – в нем бурлила нехорошая садистская удаль.
Киприянов налил себе водки, выпил, не морщась. Бросил:
— Держите ее. Она сильная.
Жаба хмыкнул. И на секунду приоткрылся. Я чуть не захлебнулась от выпущенных им на секунду из-под контроля образов. Откуда? Почему?
Пока я отходила от шока, Крысак подошел ко мне, полусогнутой, присел на корточки и заглянул мне в лицо:
— Говорят, феи очень мстительные. А люди? Нет? Что ты, сучка, там, у себя на Холмах, устроила? Тебе трудно было меня предупредить?
— Я предупреждала, — прохрипела я.
— Предупреждала она… Посмеяться надо мной хотела? И где твои братики и сестрички? Я думал, ты еще кого-нибудь позовешь… запасную обойму прихватил, — он взял со стола нож, вытер салфеткой крошки, поигрывая лезвием, вернулся ко мне, пробормотал задумчиво, словно обращаясь к самому себе. — Почему же ты до сих пор не ушла? Что тебя здесь держит? Скажешь? Или мне чуть-чуть наступить на тебя? Чего ты боишься больше всего?.. Разденьте ее. Нет у нее крыльев, отвечаю. Найдете – штука баксов каждому.
Киприяновские шестерки завозились. Им неудобно было меня держать и раздевать, преодолевая мое молчаливое, но яростное сопротивление.
— На диван ее, а? — просипел Кошак, мотая кистью, зазевавшись, он подставил руку под мой укус.
Крысак поморщился:
—Ну кто ж так баб раздевает?
Подошел ко мне со спины, не выпуская ножа из рук. Меня обдало холодом, когда он сгреб ткань футболки в свою горячую ладонь. Ткань затрещала и разошлась под лезвием. Под нож попала застежка бюстгальтера.
- Я же говорил, — скучным голосом заметил Киприянов. — Обычная баба. Ладно, свои три сотни вы уже заработали. Будем продолжать?
- Дальше мы сами, шеф, — заржал Кошак.
- А я, пожалуй, погляжу, — Крысак вернулся на диван.
Я перестала сопротивляться. Жаба и Кошак воодушевились и перекинулись парой победных фраз. Я скосила взгляд на камин, не обращая внимания на возню, которую Кошак затеял со сложной застежкой моих брюк. Моя полуобнаженная грудь его отвлекала. Жаба дышал мне в шею. Крысак ел яблоко, отрезая от него ломтики. Взгляд его, направленный на меня, становился все злее. Я догадывалась, о чем он думал. Он меня провоцировал, пытаясь определить границы моих сил и способностей. Я ответила ему спокойным взглядом - глаза его с опять пожелтевшими белками стали бешеными, он снял с кончика ножа ломтик яблока языком и, видимо, порезался – задвигал челюстью, злость во взгляде обратилась в плохо скрываемую ярость. Интересно, до какого предела он позволил бы своим шавкам развлекаться? А с меня, кажется, хватит.
