Язычки пламени в камине заплясали веселее. Один из них вытянулся и пополз вверх. Занялся венок из сухих цветов под глубокомысленной мордой оленя на грубой подставке. Затрещала шерсть на шее чучела, по комнате пополз запах паленого волоса. Цветы на венке скукожились, взорвались искрами. От искр занялась занавеска. Жаба и Кошак уже несколько секунд стояли, завороженно уставившись на оживший огонь. Киприянов стал медленно подниматься с дивана. Кошак взвизгнул, отпустил меня, бросился к шторе, но Жаба не разомкнул рук, лишь прошептал что-то полным ужаса голосом. Книжный шкаф у камина распахнул створки, полопались от жара стекла, полетели по комнате, хлопая страницами и разбрасывая тлеющие клочки, горящие книги. Кошак сорвал штору, принялся ее топтать, крича:
— Антон, огнетушитель! В коридоре! Шефа выводи!
Жаба бросился к двери. Я упала, увернувшись от летящего в лицо куска горевшей ткани. Жаба возился с замком, потопывая и поскуливая.
Но Кошак вдруг замер, протянул руку ко второй шторе, поводил ладонью над пламенем, сквозь пламя. Крысак, до сих пор молчавший и спокойный, негромко произнес:
— Харэ, пацаны. Разве вы не видите, что это все не настоящее? Иллюзия. Феечка наша расшалилась. Пятерочка ей за актерское мастерство. Вы, двое, успокойтесь. Выйдите. Нам с Жанночкой поговорить надо. Веру позовите. Пусть принесет… что-нибудь накинуть…
Телохранители послушно вышли. Кошак поигрывал желваками, Жаба молчал и смотрел в пол. Я поднялась на ноги.
Огонь стихал. Пламя втягивалось в пепел и угли, иллюзия растворялась. Через минуту все было на своих местах, целое и невредимое, только на полу валялась мятая штора, сорванная в панике Кошаком. Мы стояли напротив друг друга, я и Киприянов. На миг я даже прониклась невольным к нему уважением – не каждый сохранил бы трезвое мышление среди того огненного хаоса, что я устроила. Хотя объяснение было простым: Крысак внимательно читал Фергюсона и много общался с наивным, болтливым Странником. Ох уж мне этот Странник! Однако Киприянов еще не знает, на что я способна, когда совсем «расшалюсь» - не видел настоящих иллюзий, в которых можно остаться навеки. Аглая научила меня всему, она была настоящим мастером. Без иллюзий она не смогла бы так вольготно проводить время в нашем мире. Она отводила глаза, меняла внешность, имитировала запахи, тепло, холод, могла «превратить» море в пустыню, а из мирного городского вида создать фантасмагорический пейзаж. Он могла быть очень опасна, но вот только это ей не помогло – теперь я понимаю, почему. Я должна, просто обязана все время напоминать себе, зачем я здесь, иначе я растворюсь в этой игре, что навязал мне Киприянов со своей маниакальной страстью к противостоянию и победе над чужой волей.
