Мимо за окнами прогромыхал трамвай.
– Дюма – это который «Мушкетеры»? – пересиливая грохот трамвая, спросила Алла Николаевна.
– Нет, нет, – поспешил исправить свою неточность мужчина. Дождавшись, когда стекла в окнах перестанут дрожать, он продолжил. – «Мушкетеры» – это Дюма-отец, а я Вам рассказываю про Дюма-сына. Запутал? По его «Даме с камелиями» Верди написал «Травиату» – о парижской куртизанке. О том, что человеку предначертано и что он не может изменить… А хотите интересный факт? Вы знали, что и у Дюма-старшего бабушка была негритянкой, и у Пушкина прадед был негром. Жаль, что Пушкин и Дюма не встретились. Когда Дюма взялся за «Мушкетеров», то Пушкина уже убили, хотя они были сверстниками. А Дюма потом приезжал в Россию. Вот видите – опять не судьба.
– Вы сказали, что вы с физического, а рассказываете так интересно, как будто преподаете искусствоведение.
– Нет, – засмеялся Матвей Ильич. – Правда-правда, я физик. Просто услышал про Орфея, и как будто что-то навеяло.
Мужчина вспомнил про кофе и принялся размешивать сахар.
– Так значит, физик?
– Физик, – подтвердил собеседник. – Не сомневайтесь. А вы думаете, физик – не творческая профессия? Ничего подобного.
– А у меня сейчас семинар по физиологии рыб, – вздохнула Алла Петровна.
Мужчина засмеялся.
– Биологический? Я так и подумал.
– Почему? – засмущалась Алла Петровна. – А знаете, – вспомнила она, – ко мне сегодня на лекцию прилетела сова.
– Как это – сова?
– Сова, причем полярная, белая-белая.
– Слушайте, ну и день у вас. Сначала сова, потом – я.
– И правда…ой, извините.
– Ничего.
– Мне, к сожалению, пора, – взглянув на часы, засобиралась Алла Петровна.
Они попрощались, и ихтиолог поспешила в биологический корпус. Выходя из столовой, она обернулась. Чудаковатый физик глядел ей вслед. Поймав ее взгляд, он замахал ей рукой.
– Не оборачивайтесь! – крикнул он ей. – Орфей навсегда потерял Эвридику, когда обернулся!
Пожав плечами, Алла Петровна поторопилась на занятия, оставив своего коллегу допивать остывший кофе.
Матвей Ильич переждал дождь и вышел из университета. Блестел сырой асфальт, проезжавшие машины поднимали брызги. Стараясь не ступать в лужи, любитель оперы дошел до трамвайной остановки и стал ждать свой номер.
– Извините. У вас двух рублей не будет?
Матвей Ильич обернулся. Чудаковатый прохожий, в длинном плаще, с животом, какой-то грязный весь, пристально смотрел на него.
– Нет-нет, – Матвей Ильич не терпел попрошаек.
– Хотя бы рубль, – продолжал клянчить незнакомец.
