Свекровь, и правда, в нашу жизнь не лезла, помогала по мере сил – детей поднять и в школу отправить, обедом их накормить. Вообще, жили нормально до самого того вечера.
Я возвращалась со второй смены в 11 часов вечера электричкой. Сошла на нашей остановке одна и пошла через лесопосадку к посёлку. Я ничего не боялась , ходила по этой тропинке не первый год. Слышу шаги сзади, думаю – вроде бы одна вставала с электрички, кого же я не заметила? Посторонилась, чтобы пропустить. А он напал на меня сзади, ударил па голове чем-то, а когда упала, начал срывать с меня одежду. Я не потеряла сознание, только, гул в ушах стоял. Поэтому сопротивлялась изо всех сил – отбивалась, царапалась, кричала , как могла, пока он рот рукой закрывал мне. Я его узнала. Это был парень из нашего посёлка, ровесник моего старшего сына. Стала плакать и просить.
– Отпусти меня, я же тебе в мамки гожусь, что же ты, бесстыжий, делаешь? А потом, когда он ослабил руки, я вырвалась и стала бежать и громко кричать.
Прибежала домой, рассказала всё мужу. Хорошо, хоть, дети спали и не видели меня в таком виде – разорванная одежда, поцарапанные лицо и руки. Всю ночь рыдала, а утром пошла к участковому и написала заявление, в котором всё описала. Он расспросил всё подробно и отпустил домой до «выяснения обстоятельств». Если бы я тогда могла знать как он и что будет выяснять… К обеду ко мне пришла мать того парня и стала просить забрать заявление. Потом пришёл его отец и стал угрожать.
– Если моего сына посадят , я тебя зарою. Но я не боялась. Мне уже нечего было бояться, всё село гудело, осуждало меня потому, что я была тут чужая, невестка, а пацан – родился и вырос тут. И все его жалели, а меня ненавидели. Я не понимала за что?
Самую большую подножку мне подставил тот, кто обещал защищать и беречь, муж. Ходил все дни хмурной, со мной не разговаривал. А когда я попыталась узнать причину, рявкнул.
– Не могла промолчать? Не изнасиловал же? Опозорила нас на весь посёлок, хоть вешайся…
Мы не стали жить как муж и жена. Он шарахался от меня как от прокажённой. Свекровь плакала, жалела меня, поддерживала, как могла. Дети стали тоже сторониться меня. А может мне это , просто, казалось? Не знаю.
Точку в моей бабьей судьбе , жирную, как тавро, поставил участковый. Пришёл к нам днём, когда дома я была одна. Отдал моё заявление и сказал.
– Я не дал ход твоему заявлению потому, что была только попытка изнасилования. Да, и то из твоих слов. Нет изнасилования , нет преступления. Всё забудь. Другие бабы мечтают, чтобы их молодой трахнул. А ты подняла бурю в стакане, дурочка. И ушёл.
