Вопреки всему вышеперечисленному, в головной боли он обвинял исключительно медовуху.
– Какая вкусная, сладенькая… но как же от нее гудит голова! – подумал он, засовывая ключ в дверь; однако же замок не крутился, и это значило одно: дома родители.
Дверь отворилась маминой рукой. Недовольный взгляд окинул Рому с ног до головы и скрылся за угол. Рома вздохнул, как делает это морально уставший человек, которого в тысячный раз упрекают за одно и то же, и нагнулся, чтобы стянуть ботинки. Дикая боль влилась ему в голову рекою. Он выпрямился. Развязывая шнурки теперь одной рукой, придерживаясь другой за голову, он чувствовал, как тучи сгущаются над ним и готовят очередную бурю.
– Ну что, нагулялся? Где был сегодня ночью? Почему мать не предупредил? – сказал отец, сложив на груди руки и широко расставив ноги.
– На дне рождении, – ответил Рома, избегая его взгляда.
– А что, предупредить не мог? Мать всю ночь не спала из-за тебя!
– Так получилось…
– Получилось?! Ты себя вообще видел? За километр разит перегарищем…
Спорить тут нечего: от Ромы скверно пахло. Голова, может быть, и болела из-за одной медовухи, но вот запах определенно сложился из целого спектра выпитого им накануне алкоголя.
– Все, хорош… – с желанием отмахнуться от неприятного разговора, Рома снял свою дубленку и повесил ее на ручку шкафа; на нее же взглянул и отец.
– Еще и этот срам носишь!
Рома сделал движение в сторону комнаты и хотел было уже скрыться за дверью, как действия отца остановили его. Тот схватил дубленку за шкирку и, будто шваль какую-то, покрутил в руках. В этот же самый момент из кармана вылетела пачка сигарет, звучно шлепнувшись на пол. Глаза отца впились в пачку, в Рому, и вновь в пачку.
– Это что еще такое?
– Сигареты, – ответил Рома, раздраженный как грубым обращением с его дубленкой, так и отцовским громким голосом, от которого голова раскалывалась все сильнее и сильнее. – Сигареты. Не видишь, что ли?
– Какие еще на*** сигареты?! – как резанный закричал отец.
– Слушай… чего ты орешь?
– Кто. Тебе. Разрешал. Курить?! – отчеканивая каждое слово, брызжась слюною, прокричал отец ему прямо в лицо.
В голове у Ромы что-то щелкнуло. Отец пропал, и возник противник, который так и норовился испытать его на прочность.
– Ну, допустим, я, – вызывающим тоном сказал Рома, чувствуя свое физическое превосходство; грудь его надулась, как всегда в подобных щекотливых ситуациях. – Мне что, у тебя разрешения нужно спрашивать, что ли?!
